— Понимаю ваши сомнения, — я мягко обратился к родителям, игнорируя пыхтящего Григория. — И Сеньку вашего понимаю, никто в больницу не хочет. Но послушайте меня внимательно. У «Стеклянной лихорадки» есть характерные признаки. Один из них — лазурная сыпь на коже. Вы сами сказали, что у Сеньки ее почти не было. Это уже настораживает. Второе — кашель. Он у него не «стеклянный», не тот, что описывают при этой болезни. Он глухой, с хрипами. Это тоже нетипично. Я не пугаю вас, но лучше перестраховаться и провести полное обследование легких.

Про свой «Сонар» я, разумеется, умолчал. В этом мире о таких способностях у простого адепта никто знать не должен, а то вместо благодарности можно и неприятностей себе нажить. Незачем пока никому об этом знать.

Григорий снова взорвался. Его терпение, видимо, лопнуло окончательно.

— Да что ты себе позволяешь, Разумовский?! — заорал он, забыв про мое имя. — Адепту не положено ставить диагнозы и тем более спорить со старшими по рангу! Ты должен знать свое место и помалкивать, когда говорят целители! Я — Целитель третьего класса! И ты будешь делать то, что я скажу!

— Жизнь этого мальчика, Григорий, куда важнее всех твоих рангов и моего места, — спокойно, но твердо ответил я. — И если есть хоть малейший шанс, что я прав, мы обязаны его проверить.

Тут в разговор неожиданно вмешался отец Сеньки, Василий, тот самый, которого я вытащил с того света. Он, хоть и выглядел еще бледным и уставшим, смотрел на меня с явным доверием.

— Господин лекарь, — обратился он ко мне, проигнорировав Григория. — Мы вам очень благодарны. И мы обязательно сходим в поликлинику. Проверим Сеньку. Только не сегодня, ладно? Я что-то так вымотался после всего этого… нужно прийти в себя, отдохнуть. А завтра-послезавтра обязательно сходим.

Григорий победно хмыкнул и смерил меня торжествующим взглядом. Мол, видишь, никто тебя слушать не собирается. Я лишь пожал плечами и вышел в коридор. Спорить дальше было бесполезно.

Я слишком хорошо знал людей. Эти мне не верят. Или верят, но очень слабо, где-то на уровне «а вдруг». Они уже решили для себя, что их ребенок почти выздоровел, и, скорее всего, ни в какую поликлинику они в ближайшее время не пойдут.

Человек по своей природе ленив и склонен к оптимизму, даже если он необоснован. Не действует, пока тот самый жареный петух в одно известное место не клюнет. А ждать, пока он клюнет Сеньку, у меня не было ни времени, ни желания.

Я нашел мальчика в его комнате. Он сидел на кровати, обняв плюшевого медведя, и испуганно смотрел на меня.

— Привет, Сенька, — я присел на корточки рядом. — Ты не бойся. Я тебя не в больницу пришел забирать. Просто хотел угостить.

Я достал из кармана конфету — обычную карамельку, которую всегда носил с собой для таких случаев. Дети их любят.

— Это тебе, — протянул я ему. — За то, что я тебя немного напугал разговорами про больницу.

Сенька опасливо взял конфету, но глаза его чуть потеплели. Я потрепал его по волосам и вышел.

В подъезде я глубоко выдохнул, прислонившись к холодной стене. Ну, если не такими методами действовать, то какими? Убеждением тут точно не возьмешь. Придется применять «план Б». Все на благо людей, как говорится. Иногда даже против их воли.

Григорий, наконец, закончил с протоколом выезда и вышел из квартиры. Хозяева принялись рассыпаться в благодарностях. Василий, увидев меня, тоже подошел и еще раз пожал мне руку.

— Спасибо тебе, Илья, — сказал он уже более уверенно. — Ты уж извини, если что не так. Мы обязательно сходим с Сенькой к лекарю, проверим легкие. Вот только немного в себя придем.

Жена его тоже что-то лепетала про благодарность и ближайшее будущее. Я лишь криво улыбнулся и еще раз настойчиво попросил их не затягивать с обследованием. Они горячо заверили, что все сделают «буквально на днях». Ага, как же.

Мы с Григорием начали спускаться по лестнице. Он тут же принялся читать мне очередную нотацию.

— Вот видишь, Разумовский, — бубнил он. — Не нужно людей заставлять лечиться. Они сами знают, чего хотят, а чего нет. Твое дело — первую помощь оказать, а дальше пусть сами решают. А ты лезешь со своими диагнозами, пугаешь народ…

Я его почти не слушал. Все мои мысли были заняты другим.

Когда же она подействует? Я специально немного замедлил ход, пропуская Григория вперед. Мы уже были на первом этаже. Григорий толкнул входную дверь и вышел на улицу. Я же сделал вид, что у меня развязался шнурок, и наклонился, чтобы его завязать. Про себя чертыхнулся: «Может, слишком маленькую дозу дал? Оно ведь не могло не сработать!»

Я ведь той самой «заряженной» мазью, что давал Софье Николаевне, незаметно мазнул и по руке Сеньки, когда давал ему конфету. Только зарядил её негативными частицами на этот раз. Совсем капельку, чтобы вызвать легкое, но заметное ухудшение симптомов того, что они принимали за «Стеклянную лихорадку».