То, что Шаповалов оставит меня на ночное дежурство, не стало для меня какой-то уж большой неожиданностью. Классический прием дедовщины от старого хирурга, который решил таким образом показать молодому да раннему, кто в доме хозяин.

Я даже возражать не стал. Пусть себе тешится, если ему так хочется поиграть в строгого начальника. В первый рабочий день в новом отделении, да еще и после такого моего триумфа с диагнозом Петренко, это было даже своего рода признанием.

По крайней мере, он начал воспринимать меня всерьез, а не как пустое место или очередного хомяка. И на том спасибо. Хотя, если честно, в дальнейшем я не собирался позволять ему так со мной обращаться.

Одно дело — проявить уважение к старшему по рангу и опыту (хотя насчет опыта я бы еще поспорил, учитывая их прокол с Петренко), и совсем другое — позволять садиться себе на шею.

Нужно будет при случае аккуратно, но твердо дать ему понять, что я не мальчик для битья и что со мной нужно считаться. А то так и останусь для них всех четвертым хомяком, вечно бегающим на побегушках и получающим самые неблагодарные задания. Такого я допустить никак не мог. Моя репутация, пусть пока и неофициальная, стоила гораздо больше.

Единственное, что меня немного беспокоило в связи с этим внезапным дежурством, — это Морковка, моя рыжая и наглая сожительница. Но и тут, к счастью, особых поводов для волнения не было.

Морковка была кошкой с улицы, дамой опытной и самостоятельной. Пропитание она себе находила мастерски, да и форточка на кухне у меня почти всегда была приоткрыта для ее вольных прогулок.

Так что с голоду она точно не пропадет. Разве что обидится на мое долгое отсутствие и в отместку погрызет мои любимые тапки. Но это уже издержки совместного проживания с независимой кошачьей личностью.

Как по заказу, тему моего особого положения тут же подняла Белочка-Борисова, главная ботаничка и, похоже, самая сообразительная из всей троицы хомяков.

— Игорь Степанович, — она посмотрела на Шаповалова своими огромными, наивными глазами, в которых, однако, уже читался недетский интерес. — А раз вы оставляете адепта Разумовского на ночное дежурство вместо нас, это значит… что он тоже претендует на одно из трех мест в вашей постоянной команде?

Шаповалов хмыкнул и одарил Борисову снисходительным взглядом.

— А ты у нас, Борисова, оказывается, не только в учебниках умные мысли вычитываешь, но еще и мои далеко идущие кадровые планы разгадывать научилась! — отвесил он ей очередной «любезностью». — Похвально, похвально! За такую проницательность тебе полагается… почетное право первой задавать Разумовскому каверзные вопросы на утренней пятиминутке! Шучу, конечно. Но мысль твою я понял. Да, Разумовский, как бы это прискорбно для некоторых ни звучало, — тут он выразительно посмотрел на остальных хомяков, — действительно рассматривается как кандидат в мою команду. Если, конечно, переживет сегодняшнюю ночь и не сбежит обратно на свою скорую, плакаться в жилетку Волкову.

Тут, кажется, и до Пончика-Величко наконец-то дошло, что к чему. Его круглое лицо вытянулось, а на лбу выступила испарина.

— Как это претендует? — пролепетал он. — Но ведь мест же всего три! А нас теперь четверо! Значит, кто-то из нас может и не попасть?

— Браво, Величко! — Шаповалов картинно похлопал в ладоши. — Да ты у нас сегодня просто гений дедукции! Шерлок Холмс в штанах на два размера больше! За такую невероятную сообразительность тебе полагается главный приз… — Шаповалов сделал паузу, обводя интерна насмешливым взглядом, — … ты будешь ответственным за то, чтобы кофе в ординаторской никогда не заканчивался! И чтобы он был всегда горячим и вкусным! Если я хоть раз увижу пустую кофеварку или, не дай бог, попробую какую-нибудь бурду, пеняй на себя, Величко! Будешь до конца ординатуры мне воду из кулера носить! Вручную! С первого этажа!

Пончик только жалобно пискнул и еще больше втянул голову в плечи, кажется, представив себе эту незавидную перспективу. Борисова и Фролов украдкой хихикнули.

Все трое — Борисова, Фролов и Величко — теперь смотрели на меня с нескрываемым интересом, смешанным с опаской и, возможно, даже легкой враждебностью. Шаповалов же, удовлетворенный произведенным эффектом, буркнул что-то вроде «развлекайтесь, детишки» и вышел из ординаторской, оставив нас переваривать новости.

— Ну что, двуногий, похоже, ты тут произвел фурор! — Фырк, который до этого сидел смирно, теперь не мог скрыть своего восторга. — Мало того, что диагноз гениальный поставил, так еще и местным «звездам» хирургии нос утер! А теперь еще и за место под солнцем будешь с этими хомяками бороться! Ох, чувствую, это будет весело! Я с удовольствием посмотрю, как ты их всех элегантно размажешь по стенке! Могу даже ставки принимать!

Я только вздохнул.

Вот только этого мне сейчас и не хватало — натуральные крысиные бега за место в команде Шаповалова. Не дай бог, еще кто-нибудь из больницы тотализатор устроит.

Сам-то я за это место не особо беспокоился, да и вообще, если честно, не слишком-то и стремился попасть именно к Шаповалову. Мне главное было зацепиться в хирургии, получить доступ к операционной, к сложным случаям, к знаниям. А уж с кем работать — это дело второе.

Но вот эти трое… они теперь видели во мне конкурента. И это могло создать определенные проблемы. Не хотелось бы, чтобы они из-за какой-то глупой зависти или страха потерять место начали мне пакостить. Это могло бы отразиться и на пациентах, а этого я допустить никак не мог.