Молотов тихо усмехнулся и покачал головой, как если бы его вдруг одолели ностальгические воспоминания.

— Впрочем, — вновь заговорил он, — сейчас мы говорим не об этом.

— Верно, — кивнул я. — Не об этом. Вы сказали, что Анну считают мёртвой. В противном случае её обвинили бы в убийстве.

— Верно.

— И сделали это в присутствии вашего друга, — добавил я.

Это не вопрос. В целом я даже мог не спрашивать, так как в ответе на него был уверен примерно процентов на девяносто. Тем не менее мне хотелось знать причину.

— И опять-таки снова верно, — кивнув подтвердил он. — Джеймс действительно знает о случившемся. Более того, именно он через своих знакомых помог нам подготовить все необходимые бумаги, когда она вместе с Эдвардом решила перебраться сюда, в Конфедерацию. Мы с ним старые друзья. Когда-то Джеймс помог и мне в прохождении аккредитации здесь, в КША.

Молотов ненадолго замолчал, как если бы не знал, стоит ли говорить то, что вертелось у него на языке. А я поразился тому доверию, которое он мне только что выказал, рассказав всё это.

— Расскажите мне, что произошло, — попросил я.

Весь его рассказ занял минут пять. Не больше. А я сидел, слушал и не перебивал. Не только из банальной вежливости. Чувствовал, как ему тяжело и неприятно это рассказывать.

Всё случилось чуть меньше двадцати лет назад, когда самому Вячеславу было двадцать пять, а Анне двадцать четыре года. В то время они едва закончили обучение в университете и начали работать по своей специальности, что в целом выглядело весьма логично.

Молотов мимоходом упомянул, что Павел предлагал им перейти работать к нему в фирму. Обещал, что его отец сможет устроить всех четверых в «Л Р». Но Аркадия всегда больше привлекало педагогическое направление. А Анна и Вячеслав не хотели быть обязаны семейству Лазаревых, даже несмотря на хорошие дружеские отношения с Павлом.

Это случилось на второй год их работы. Как и многие адвокаты, желающие пробиться наверх без посторонней помощи и чужих связей, они начали свою карьеру государственными защитниками. Анне поручили дело, связанное с изнасилованием молодой девушки. В преступлении обвинялся молодой барон из Твери, только унаследовавший свой титул после смерти отца. Улик имелось много, но по большей части все они были косвенными. Тем не менее с учётом показаний потерпевшей этого было более чем достаточно, чтобы выдвинуть обвинительный приговор. И, по словам Молотова, Анна была всецело уверена, что сможет добиться правосудия.

— Конечно же, всё было не так просто, — вздохнул он.

— На неё давили?

— Да, — выдохнул он, и его лицо скривилось от отвращения. — Выродок угрожал ей и её клиентке. Сначала им предложили деньги. Очень много, на самом деле. Затем, когда они отказались, требовал закрыть дело.

— Идиот…

— Не стану спорить, — сказал Вячеслав. — Но не думай, что он был глуп. Всё обставили так, чтобы эти попытки давления нельзя было связать с ним. В любом случае, я был уверен, что Анна не сломается. Видел бы ты её, Александр. Такая молодая. Уверенная в себе. Готовая идти до самого конца и следовать букве закона даже тогда, когда весь мир вокруг падал в пропасть. Не думаю, что покривлю душой, если скажу, что во время учёбы она, наверное, была лучшей из нас четверых.

При этих словах от него прокатилась волна тепла и нежности. И, если я не ошибался, то дело здесь было не в любви. Точно не в том смысле, о каком можно было бы подумать. Если верить чувствам сидящего напротив меня адвоката, то Молотов относился к Анне как к своей сестре. С заботой и тревогой о ней.

— Что случилось дальше?

— За день до решающего слушания, где Суд Равных вынес бы решение этому ублюдку, её клиентку убили, — безэмоциональным голосом сказал он. — А без её показаний… всё дело посыпалось.

— Стоп. — Я нахмурился. — Даже после её смерти…

— Александр, — губы Молотова тронула ироничная и грустная усмешка, — мы говорим об аристократах. Не забывай этого. Благородного может судить лишь другой благородный.

Эти слова он проговорил с нескрываемым отвращением в голосе, как если бы они жгли желчью его язык.

Это я помнил очень хорошо. Ещё с дела Изабеллы.

— С показаниями, обличающими этого выродка, ни один из этих «аристократов» не посмел бы пойти против истины и не признать его невиновным. Но как только они исчезли, то и опасность испачкать руки стала куда как меньше.

— Они его оправдали, — сделал я логичный вывод.

— Да. — Молотов вздохнул и посмотрел куда-то в сторону стены, будто за ней находился тот самый зал суда, где творился этот проклятый фарс. Почему-то мне казалось, что он непременно был там в тот день. Сидел за спиной Анны, наблюдая, как всё рушилось прямо у неё на глазах. — Видел бы ты его, Александр. Надменный, молодой и наглый. Он только что увернулся от пули. Его трясло от адреналина и эндорфинов. Мозг, должно быть, сходил с ума от испытываемой радости. А как же иначе? Ведь он теперь не проведёт жизнь за решёткой среди таких же мразей, как и он сам. Униженный, лишенный титула, почёта и уважения. Знаешь, как бы цинично это ни прозвучало, но я всегда считал, что правосудие работает безупречно… пока кто-нибудь не предложит ему работать иначе.