Шрифт:
От такой неожиданной реакции я на секунду потеряла дар речи.
Ничего себе, муженёк! Узнает, что жена не умерла, а вполне себя жива, а сам, похоже, её в этом и обвиняет!
Его красота для меня разом потускнела. Терпеть не могу таких мужиков, которые кидаются при любом удобном случае обвинять во всём женщин!
– Уж простите, что не оправдала ваших ожиданий, – ехидно сказала я, – правда, я не ваша жена. Я…
– Беда, ох, беда! – вдруг заохала женщина, которая лежала в кресле и о которой я успешно позабыла. От неожиданности я умолкла, а она подлетела ко мне сзади и стиснула в объятиях, не прекращая причитать:
– Миленочка, похоже, умом тронулась! Как очнулась, так, не прекращая, болтает всякую ерунду! Не слушайте её, сын мой, она, видимо, съела что-то не то и перепугала нас всех!
И вновь из глубин подсознания поднялось имя: Матильда Рейвенн. Мать Орландо.
А вместе с именем пришёл и страх, ледяной рукой стиснувший сердце.
Что за напасть, откуда это взялось? Я что, боюсь эту тетеньку? С какой стати-то?
– Отпустите меня! – возмутилась я и принялась выкручиваться из хватки Матильды. Но она держала меня крепко, не переставая ахать и охать над ухом. От её причитаний и удушающе-приторного запаха лилий, который я почуяла вблизи от неё, закружилась голова.
Да что же это за сон такой дурной, а? Когда я уже проснусь?!
– Значит, съела, – повторил герцог. Его голос ничего не выражал, но от этого отчего-то стало не по себе, – а вы что скажете, господин доктор?
К нему подскочил тот самый усач в белом и услужливо забормотал:
– Симптомы действительно были похожи на тяжёлое отравление… но похоже, жизнь Милены уже вне опасности… чего не скажешь о её душевном здравии…
– С моим душевным здравием всё в полном порядке! – возмутилась я, – Сны, правда, странные снятся, но и оскорблять-то не надо! Я вас сумасшедшим не называла. Это вы с этой госпожой как-её-там говорили о…
– Ох, девочка наша, совсем не понимает, что болтает! – вдруг возопила Матильда ещё громче предыдущего, а её руки стиснули мои плечи так, что я вскрикнула от боли, – Говорю вам, сын мой, что-то у неё с рассудком стало! Не иначе, как ваши враги какую-то отраву подсыпали!
Я почувствовала себя в сумасшедшем доме, где мне не дают и слова нормально сказать, а только голосят или обвиняют не пойми, в чём.
Как мне проснуться наконец?!
– Хватит, – вдруг коротко велел Рейвенн, и женщина умолкла, а я, вопреки воле, вытянулась в струнку.
Герцог окинул меня и крепко вцепившуюся в мои плечи незнакомку тяжёлым взглядом, прищурился и сказал:
– Госпожа Рейвенн, немедленно отпустите Милену.
– Да-да-да, конечно. Я просто не могу справиться с радостью, что Миленочка осталась в живых! – закивала Матильда и разжала хватку, напоследок вновь прижав меня к себе.
В ухо змеей скользнул её свистящий шёпот, не имеющий ничего общего с тем приторно-сладким голосом, которым она только что говорила:
– Если проболтаешься Орландо о нашем разговоре с доктором, клянусь, я сделаю так, что ты пожалеешь, что не сдохла! А я слов на ветер не бросаю, ты меня знаешь.
Она выпалила это стремительно и оттолкнула меня от себя. От изумления я на миг растеряла все слова, как плечо будто сдавило стальными тисками.
– Ай! – вскрикнула я, а герцог Рейвенн, не обращая внимания на мои протестующие крики и попытки вырваться, потащил меня за собой прочь из комнаты со словами:
– Нам надо поговорить наедине, Милена! Прямо сейчас.
Глава 3
– Ай! Ой! Больно! Да отпустите же меня, блин горелый!
Откуда всплыло это выражение про блин, сама не знаю. Видимо, от негодования и боли, потому что герцог целенаправленно тащил меня по коридору и мое сопротивление его ни капельки не смущало.
Мои пятки ехали по роскошному ковру, которым был устлан коридор. Он был возмутительно гладкий, наверное, шёлковый, потому что скользила я по нему, как на лыжах. Зацепиться было не за что.
Помешались они тут все на шёлке, что ли?
Наконец Рейвенн приволок меня в шикарный кабинет, отделанный тёмным деревом и втолкнул вовнутрь. Сам запер дверь и повернулся ко мне. Глаза его горели холодным любопытством, перемешанным с яростью.
Чего это он сердится? Это я сердиться должна!
Рука саднила от его хватки, и с каждой новой пульсацией боли я всё отчётливее осознавала: никакой это не сон. Ни один сон не способен так долго и реалистично транслировать боль.
И в то же время, происходящее уж слишком напоминало какой-то сюр. Но раз уж это реальность, то надо сначала вообще разобраться, что происходит и где я оказалась!
– Вас манерам, видимо, не учили, – буркнула я, – а ещё герцог, называется… извиниться не хотите?
– Милена, я не знаю, что с тобой случилось и что ты съела, раз так переменилась, – сухо перебил меня Рейвенн, полностью проигнорировав мои слова, – только хочу сразу сказать: это никак не повлияет на моё решение в отношении тебя.