Шрифт:
Несчастная пленница погрузилась в ужас абсолютной темноты и тишины пещеры - рыдающая, сломленная, растерянная, потерявшая последнюю надежду, счет времени и саму себя, оплакивающая то, что потеряла безвозвратно.
Чем с большей высоты падать - тем больнее. Мир и собственное Я рассыпаются в прах, и чем глубже падение - тем мельче жалкие осколки прежнего достоинства.
Именно такая она и была нужна Скульптору: поперхнувшаяся своим гневом, провалившая торг, принимающая катастрофу своего поражения и безнадежность будущего. Раздавленная, но еще живая, страдающая, стонущая и рыдающая в подземной тишине...
В тишине?
Нет, где-то явственно упала капля воды.
И ещё одна.
И ещё.
Узница напряженно вслушивалась, и перед её глазами, помимо воли, вставали обильные воды, чаши, полные прозрачной влаги, бурлящие студеные потоки.
А этот звук мерно падающих капель её, умирающую от жажды, сводил с ума.
Ей казалось что она ясно видит, как капля падает в крохотную лужицу, и от того поверхность черного зеркала дробится и вздрагивает, как дробится и разваливается на части ее собственное сознание в этой могильной темноте, в этой бесконечной муке.
На службе Султану Скульптор стал настоящим маэстро страдания - и учиться было у кого, и собственной мрачной фантазии не занимать.
Даже вроде бы брошенная в одиночестве рабыня не была забыта ни на мгновение его жестоким искусством...
Ничто не отдавалось на волю Случая.
***
А в это время Нангута ввела в шатер Рифейну младшую сестру. Ласково и заботливо приобняв ту за плечи, она подвела девушку к сидящему воину.
Нисия оказалась девушкой по меркам Степи взрослой и вполне сформировавшейся, но внешне совершенно непохожей на старшую сестру - чернявая, с удлиненным лицом и резкими чертами. Рослая, длинноногая и поджарая - настоящая Волчица. Ничего общего с роскошной изнеженностью Нангуты.
Это различие было столь разительным, что Рифейну не удержался: "А вы правда сестры?"
От этого вопроса девушка, которая и так была напряжена под изучающими взглядами воина, пошла ярким румянцем, который под смуглой кожей разлился пунцовыми пятнами на щеках.
– Сёстры-сестры, - рассмеялась Нангута, которая уже успела сбросить одежду, - Отец у нас один, это точно...
И действительно, повела себя как заботливая сестра.
Вместе с Нисией раздела незнакомого ей мужчину, провела через ритуал омовения, направляя ее руки и что-то ободряюще нашептывая в ушко, от чего та раз за разом шла волнами румянца по всему телу. А потом опрокинула на ложе, "готовить" для мужчины.
Судя по всему, ранее сестренкам приходилось "обсуждать теорию процесса", и, похоже, это обсуждение протекало увлекательно. Довольно быстро смущенный щепоток сменился звуками поцелуев и слабыми постанываниями, а потом раздалась строгая команда "Тамоко!" - и домашняя рабыня не медля подползла к ложу. Что делать - она знала без дополнительных подсказок...
Рифейну не торопился вмешиваться в происходящее, хотя терпения просто наблюдать возню трех женских тел на освещенном ложе оставалось всё меньше и меньше.
И немалую роль в нарастающем нетерпении играла Тамоко.
В то время, как черноволосая головка в медленном и завораживающем ритме двигалась промеж раскинувшихся мускулистых бедер юной Волчицы, смуглая подтянутая попка призывно оттопыривалась и виляла перед глазами Рифейну, выставляя напоказ безволосую приоткрывшуюся щель и очень смуглое тугое колечко.
Рука Рифейну сама собой потянулась к этим влажным соблазнам, но он успел одернуть себя. Приласкать рабыню в присутствии двух жаждущих его Волчиц, но ранее свободных женщин, было безрассудно и безнравственно.
Он не их оскорбил бы, вовсе нет. Унизился бы он сам, показав себя недостойным ничего лучшего, чем ничтожная рабыня, чем бесплодное лоно для общего пользования.
Невежда, неспособный оценить щедрый дар и изысканные лакомства не может унизить дарителя, он демонстрирует лишь собственную низость.
И в который уже раз Рифейну подивился отшлифованному мастерству рабыни предлагать себя. Будучи занята хозяйкой, Тамоко ни на секунду не забывала о мужчине, который остался за спиной и искусно создавала для него увлекательное зрелище...
В это время Нисия перестала постанывать и затаила дыхание, приготовившись принять сладкую бурю.
Однако рабыня в последний момент отстранилась и через плечо оглянулась на Рифейну своими странными глазами, но не посмела подать голос. Зато Нангута не замешкалась с выбором слов.
– Ну, что же ты медлишь, воин?! Наполни ее своими детьми!
***
... Рифейну снова проснулся на рассвете.
Это была длинная и жаркая ночь. Нангута все время вела "первую партию" и показала себя изобретательной хозяйкой ложа.