Шрифт:
На мониторе появляется серый лес. Белое пятно между деревьев — мужчина, лежащий на снегу. Вокруг него — белые пятна, словно лужицы молока на серой клеёнке.
— Вставай.
— Блядь! Блядь! Бляяяяядь!
— Вставай!
— Ты меня подстрелил, ублюдок!
— Всего лишь царапина.
Мужчина крутиться на спине, не замечая холодного ковра из снега. Его майка, цвет которой невозможно определить, постепенно становилась ярче. На груди появилось ярко-белое пятно. Он зажимает рану ладонью. Хрипит:
— Не стреляй… пожалуйста…
— Хочешь к семье?
— Хочу! Хочу…
— А вот мне думается, что они давно хотят от тебя избавиться.
— Я не понимаю…
— Тебя никто не любит.
— Поче…
На секунду мужчина появляется точно в центре экрана и в тот же миг картинка улетает вверх. Звучит выстрел. Мужчина кричит еще громче.
Чёрный экран.
Перед глазами выскочил список из белых строк видеоряда.
Я отпрянул от видоискателя. Сердце готово было разорвать грудь и рухнуть на линолеум. Горю от желания увидеть продолжение, но страшно. Мне по-настоящему страшно. Быть может, я второй человек в этом мире, кто смотрит данные ролики. Возможно, третий. Мать знает или нет? Рассказать ей или нет?
Я смотрю в глубь коридора. Там, в полумраке никого нет. А здесь, в грязной кухне, внутри тепловизора разыгрывалась судьба какого-то человека. Я не хочу знать его судьбу. Я хочу спать по ночам. Хочу бодрствовать в течении дня. Хочу учиться, как обычный подросток. Мне просто хочется спокойной жизни.
Но уже вечером следующего дня, мне хочется продолжения. Я с трудом дожидаюсь ночи. Жду, когда уйдёт мать. Но, она никуда не уходит. Этот манекен в открытое окно рассматривает двор через тепловизор. Её не убрать. Её не оттащить от окна.
Она всё смотрит и смотрит!
Смотрит и смотрит!
— Ты почему не спишь? — спрашивает она меня, почуяв моё присутствие за спиной.
— Хочу писать.
С конца ничего не льётся. Я обманул её. Наврал, нагло глядя ей в глаза. И вся эта ложь только ради того, чтобы проверить: есть кто на кухне или нет.
Глава 2
Когда я возвращаюсь домой, матери нет у окна. Меня никто не встречает. За мной больше никто не следит. Дома я не застаю её в кухне. Тепловизор на своём месте, а вот витринный манекен отсутствует. Может, она исчезла навсегда? Ушла из моей жизни. Как неожиданно появилась, так неожиданно и растворилась.
Я только начал обдумывать — хочу я одиночества или нет, как появилась она. Вышла из своей комнаты. Вафельный халат, синие тапочки. Она улыбается. Но не из-за меня. Она идёт ко мне через коридор, но смотрит совсем не на меня. Проходит мимо. Её кожа благоухает чистотой. Мыло с запахом сирене и яблока. Там, где её волосы касаются халата, — влажные пятна. Своим сиянием от счастья она может ослепить всех детей на площадке. Ярче солнца. Ярче белой вспышки ядерного взрыва.
Насвистывая мелодию, она предлагает мне пообедать. У моего желудка сегодня праздник. Она ставит мне тарелку. Ставит себе. Ставит…
Я даже сразу и не понял. Не понял, что в квартире мы не одни. Нас трое.
В коридоре раздался топот босых ног. Я обернулся. Незнакомый мужик. В один трусах. Высокий, подтянутый. Пока он плёлся через весь коридор в кухню, полоски солнечных лучей меняли цветовую гамму его ёршика на башке от ярко-светлого к тёмно-светлому.
Он пересёк порог кухни, сел напротив меня. Смерив меня взглядом, сказал матери:
— Ты не говорила, что у тебя есть сын.
Мать, снимая чайник с плиты, отвечает:
— Он мне не сын. Не переживай.
Его голос… я слышал его раньше. Как камнем по гнилому дереву! Я ненароком взглянул на тепловизор. Мгновенно. Лишь кинул взгляд. Но он это заметил.
— Клевая штука? — спрашивает он. И, не дожидаясь моего ответа, добавляет: — Это я его твоей мамке одолжил.
— Я не его мать.
Он наклоняется ко мне через весь стол и шепчет:
— Странная она у тебя, но в кровати — бомба!
Не понимаю, что могло связать этих двух людей в духовном плане, но сейчас их связывал — общий запах пота и дешёвого парфюма.
Мать разливает нам чай. В тарелках стынет суп. Отхлебнув пару ложек, мужик мне говорит:
— Я раньше охотой занимался.
— Охотились на животных?
Он запихивает в рот ломоть хлеба, кусает. Жуёт, не отрывая от меня глаз.
— Смотря кого ты называешь «животным».
— Лесных зверюшек. Там: зайчики, лисички, мишки.
— И эти тоже.
Здесь, за столом меня не сжигал изнутри суп или страх. Но я мучился. Мучился, желая знать ответ всего на один вопрос: знает мать или нет. Знает она, кто здесь сидит, вот тут, с нами, за этим квадратным столом?