— Человек такого не сделает, — вполголоса сказал кто-то за спиной Дорно, — медведь?

Кунигас выдавил хмурую усмешку — и какой дурак может сказать такое, что за медведь или какой иной зверь, может расправиться с несколькими десятками вооруженных воинов? Разве что ожил кто-то из свирепых воинов древних легенд — людей-медведей, свирепых людоедов, в одиночку побеждающих целые армии. Однако Дорно слишком давно уже вышел из возраста, когда подобает верить в подобные байки.

— Осмотреть тут все, — коротко бросил он, — может еще есть кто живой?

Все кинулись выполнять его приказ, но не успели сделать и двух шагов, когда лес вдруг огласился воинственными криками и, из-за всех деревьев, разбрызгивая жидкую грязь, хлынули вооруженные до зубов воины. Здесь были и курши — в глаза Дорно бросились родовые знаки Вентавы и Вентамы, — и ливы, которых узнавали по совсем уж светлым, почти белым волосам, и таким же светлым глазам. Но были тут и явно не местные уроженцы — рослые мужи в железных кольчугах и шлемах, увенчанных позолоченными фигурками вепрей. Размахивая мечами и боевыми топорами, они неслись впереди воинства, накинувшись на оторопевших куршей.

— Перконс с нами! — хрипло выкрикнул Дорно, с радостью чувствуя как постыдный испуг, охвативший его при виде недавнего побоища, уступает место кровавому безумию битвы. Выхватив меч из ножен, он могучим ударом снес голову ближайшему куршу и, взывая к воинственным богам, устремился в гущу схватки. Зазвенела сталь, с проклятиями убивали и умирали воины в жестокой битве, кровь стекала в мутные воды. Дорно окруженный дружинниками, рубился словно одержимый Йодсом, вражеской кровью стараясь смыть позор вероломной гибели соратников. Вот он сошелся с Гимбутом, — кунигасом Вентавы, что не раз воевал с Цеклис, — отбив направленный ему в грудь меч, Дорно сделал ответный выпад и его клинок, пробив кольчугу, вышел из спины врага. Упершись ногой о труп, Дорно выдернул меч, едва успев развернуться, чтобы отразить удар от одного из чужаков в кольчуге. Из прорезей в полумаске шлема яростно смотрели синие молодые глаза.

— Сопляк, клянусь Перконсом! — выдохнул Дорно, — в спину бьешь, щенок! Так отправляйся же к Велсу, северный выродок!

Он обрушил на свея такой град ударов, что молодой воин невольно смешался под этим яростным натиском, пятясь назад. Его нога подвернулась, задев за одну из поваленных березок, и воин упал спиной в грязь. Он едва успел подставить окованный железом щит, но Дорно сокрушительным ударом проломил его и занес меч, чтобы покончить с противником. Но нанести смертельный удар он так и не успел: все его тело дернулось, из его рта выплеснулась кровь, из груди вынырнуло окровавленное острие. Это еще один свей, заметив нависшую над соратником погибель, вонзил копье в спину куршского князя.

— Вставай конунг! — свей протянул руку и валявшийся в грязи Рандвер гибко вскочил на ноги.

— Я твой должник, Олав, — оскалился он и, вскинув меч, ринулся в гущу битвы, громко призывая на помощь Одина и Тора. Его крикам вторили свеи, курши взывали к Пеколсу и Перконсу, ливы — к каким-то своим богам и все они, воодушевленные гибелью вражеского князя, с новой силой кинулись на врага. Курши же Цеклиса, лишившись предводителя, вскоре обратились в бегство. Разгоряченные схваткой курши, свеи и ливы, преследовали их по пятам, безжалостно истребляя отставших воинов.

Вскоре все было кончено: войско Цеклис и союзных земель перестало существовать, немногие оставшиеся в живых рассеялись по лесу. Туман рассеялся окончательно, также как и нависавшее с утра тучи и вышедшее на небо солнце осветило куршей и свевов, деловито грабивших мертвых, снимая оружие и украшения. Меж тем вожди победителей, молодой конунг шведов Рандвер и кунигас Ванемы Каупис, — коренастый сероглазый мужчина в невесть как сюда попавшем ромейском панцире, — обсуждали новый поход.

— До вечера Сигард падет, — довольно говорил Каупис, — без поддержки Дорно, ему не выстоять от нападения одновременно с суши и с моря.

— Десять лет назад у них получилось отбиться, — заметил Рандвер.

— Десять лет назад тут как раз фризы на огонек заглянули, — усмехнулся кунигас Ванемы, — а теперь гутам никто не поможет.

— Это хорошо, — из-за деревьев вдруг возник худощавый человек с блеклыми волосами и в черном одеянии, застегнутым на три петли и расписанном вышитыми серебром змеями. Резной головой змея оканчивался и узловатый осиновый посох. Светло-серые, почти бесцветные глаза, в упор глянули на обоих владык.

— Задерживаться нельзя, — продолжал сигонот Нергес, самый почитаемый средь всех жрецов Курземе, — все ли помнят, ради чего мы вообще вышли в этот поход?

— Помним, конечно — кивнул Рандвер, — но и наших воинов нельзя оставить без сигардской добычи.

— Так берите ее скорее, — строго сказал Нергес, — потому что наши враги не теряют времени даром. Волх уже подошел к Семельгазаре и латгалы приняли его сторону, а Люб…ходят слухи, что он со дня на день собирается явиться к Ромове.