Кэтрин, бросив один-единственный взгляд в сторону ночных бабочек, густо покраснела.

— Не хотите заехать к господину Расселю напоследок? — спросил меня Эдвин, когда мы проезжали мимо городской управы.

— Нет.

— И почему же?

— Потому что я до сих пор не знаю, кем меня считает революция: другом или врагом. А раз так, то не нужно лишний раз дёргать её Псов за хвост.

В ответ на это Эдвин ухмыльнулся.

— Я не ошибся, когда назвал вас благоразумным человеком.

***

Неожиданно, но путешествовать в компании с кем-то мне даже понравилось.

Не то чтобы я был одиночкой по жизни или чурался общества других людей, но всё же специфика моей работы не предполагает наличия рядом помощников, друзей или огромной свиты учеников. Вечно по болотам, вечно по задворкам мира, урочищам, эльфийским руинам и прочим местам, от которых у простых обывателей кровь стынет в жилах. Да и не нужны, по больше части, эти обыватели рядом. Только мешают. Возьмёшь такого на дело и потом не на малефикаров охотишься, а больше смотришь, как бы этот самый малефикар его не тяпнул.

Нет, конечно, разные ситуации бывают. Иногда заказ приходится делить с таким же собратом-арканологом, ибо совсем уж лютая тварь сидит в тёмной чаще. А когда в Лоргинии разразилась война и местные рыцарские ордена делили непонятно что, я только и делал, что прибивался от одного каравана беженцев к другому. Рыцари-монахи они, конечно, благочестивые и всё такое, но реквизиции на военные нужды никто не отменял. Особенно у одинокого путника, у которого из всего вооружения один лишь меч, да и тем он умеет пользоваться с горем пополам. Тем более, а вдруг он шпион?

Однажды даже в охоте на демона поучаствовал, когда был проездом в Бурмарке. Но об этом до сих пор вспоминать страшно. Кого туда тогда только не нагнали: и церковников, и магов, и арканологов. Даже инквизиция расщедрилась и прислала в подмогу трёх Белых Храмовников. Хотя, оно и понятно. Бурмарк — это почти Ризадия, а Ризадия — это Святой Престол. Демон на заднем дворе Папства — инцидент похлеще лирранской революции.

Но это были мимолётные связи, основанные лишь на взаимной выгоде. А вот так, чтобы куда-то ехать просто за компанию…

Нет, ни разу. За все десять лет с того момента, как я вышил на своём плаще эмблему арканолога, ни разу.

Тем не менее, компания Эдвина и Кэт нисколько меня не смущала. Наоборот, пока мы относительно неспешно двигались по лирранским дорогам от одного придорожного трактира до другого, я задумался о том, что многое упустил в своей жизни. Обычно я коротал дорожную скуку вальяжно тренируясь в начертании рун или вёл пространные, немного отдающие сумасшествие диалоги с сами собой или вообще дремал в седле. Интересным такое времяпрепровождение не назовёшь, но что я мог сделать? Лишь с размахом отмечать своё появление в очередном городе с помощью вина и слабых на передок девок. А тут… И поговорить можно, и анекдот рассказать.

Мои спутники оказались тихими и спокойными. Они не устраивали пьяных драк, как некоторые мои знакомые, не канючили, не отпрашивались до ветру каждые полчаса. По моим прикидкам мы проходили в день то же расстояние, которое я бы прошёл и в одиночку. Так что жаловаться было не на что. К тому же, редкие диалоги в пути хоть как-то разбавляли скучный северный пейзаж из почерневших деревьев по бокам дороги и голых полей со светлой пожухлой травой.

Кэт даже перестала меня шугаться. В первые дни, когда мы только выехали из Остолья, она дергалась каждый раз, когда я чихал или делал резкий жест в её сторону. Уроки свои она отвечала Эдвину шёпотом, постоянно косясь в мою сторону. Только когда на третий день я, запутавшись в стремени, полетел со спины коня на землю и яростно выругался, мне удалось впервые услышать её смех. Она смеялась аккуратно, прикрывая ладошкой рот, но делала это как-то особенно искренне. Я уже давно кончил ругаться и даже привёл себя в вертикальное положение, а она всё продолжала и продолжала задорно хихикать, не в силах остановиться. В этот момент она была похожа на ребёнка, который только что увидел нечто ему незнакомое и от радости заулыбался во весь рот.

Впрочем, именно ребёнком она и была. Сколько ей, раз отпустили на практику под руководством наставника? Младше меня самого лет на десять.

Так что с того момента Кэт перестала от меня шарахаться. Начала смеяться над моими похабными анекдотами, которые я травил от нечего делать и пару раз, занятая готовкой, даже помыкала мной, словно заправская хозяйка. Я в целом был не против. Мои сухари и солонина никак не могли сравниться с нехитрой походной едой, которую готовила Кэт, а на Эдвина в этом плане надежды не было.

Он вообще был не от мира сего всё это время.

Если раньше маг представлялся мне прозорливым и цепким на детали интеллигентом, то сейчас он действительно больше всего походил на старика-учёного, каким их рисуют в детских сказках. Рассеянный чуть ли не до потери собственных башмаков (это зимой-то), на каждом привале он неизменно усаживался возле костра или прислонялся спиной к бревну, доставал из котомки записную книжку в чёрном кожаном переплёте и начинал что-то быстро в ней чирикать. Иногда поднимал глаза к небу и уходил в себя, как будто раздумывая над чем-то важным, а временами даже убегал в лес на несколько часов. Сперва я думал, что он ведёт походный дневник, как и все увлекающиеся натуры. Но обычно этим самым увлекающимся натурам не нужна трёхчасовая компания мокрых сосен, чтобы записать переживания от премерзкой лирранской погоды.