— Разрешите обратиться, мессир Норси. У меня тут важные дела. С вампирами.

И только тут мессир Норси соизволил взглянуть на вампиров. Видимо, только тут окончательно проснулся.

Обменялся с Ричардом крепким рукопожатием — Мэльхар распахнул вишнёвые очи, глядя, как безумно нарушается древний этикет грамотных взаимодействий некроманта с Сумерками. Я подумала, что протезы Райнор, видимо, не снимает вовсе: у него был вид человека, с которым всё в порядке, он действовал руками, как собственными.

— Спасибо, что вернул эту мелюзгу, — сказал суровый некромант.

— Хорошо получилось, — улыбнулся не менее суровый Сумеречный Князь. — Всё равно как вылазка в тыл.

— А этого откуда взяли? — спросил Райнор, хмуро кивнув на Мэльхара. — Этот фазан — не молоденький. Что он с вами делает? Ты полегче, Ричард. Мне твои обращённые рассказали, что сегодня ночью отбивались от гончих. Мы с Кермутом кровью поили твоего медика — твари его почти развоплотили. Девчонке я сам велел сидеть в блиндаже: девчонка слабенькая, одна видимость, сил ещё мало, не отобьётся.

— О Господи, — прошептал Мэльхар, меняясь в лице. — Клянусь посмертием, я так и думал.

— Это мой… — начал Ричард.

Райнор перебил:

— Перебежчик, что ли? Смотри, пижон, тебе перелесские упыри распушат пёрышки-то! Они тут — по закону военного времени. Сумерки кончаются с рассветом, говорите? Ха!

Взгляд Мэльхара сделался безнадёжным.

— Не бойся, — сказал Ларс, про которого на время забыли. — Я тебя защитю. И всех остальных наших вампиров мы защитим. Да ведь, Норси?

— Ещё раз меня так назовёшь — к поварам пошлю! — рявкнул Райнор. — Обдирать луковицы! — и закончил, уже спокойнее: — Да уж само собой.

Я очнулась — и прямо глаза в глаза увидела улыбающуюся Вильму.

— Ты чего не спишь? — вырвалось у меня.

— Тяпка разбудила, — сказала Виллемина. — И правильно сделала. Ричард, дорогой, я безмерно вам благодарна: с вашей помощью я начинаю понимать некоторые вещи. О травнице, вхожей во дворец Рандольфа, сообщала и наша разведка. Более того: эта женщина — или девица, мы не знаем — бывает и в Святой Земле. Не при дворе Майгла, в резиденции Иерарха. Разведчики считали, что она либо посол, либо агент Святой Земли в Перелесье… но сейчас я склонна думать, что дело серьёзнее.

— Серьёзнее, государыня, — сказал Ричард, глядя на Виллемину, как на Око Господне. — Я, конечно, не очень учёный человек, но мне сдаётся, что не иначе как агент самого ада она. Вот и крутит хвостом — и в Перелесье, и в Святой Земле. Небось, и в Девятиозерье путешествовала — да и повсюду, куда ад дотянул свои лапищи.

— Да, дорогой Князь, — кивнула Вильма. — Полагаю, что вы правы… Интересно, друзья мои: наши люди, которые её видели, простецы. Сказать о каких-то метафизических возможностях этой женщины они не могут. Но все они в один голос заявили: она очень странная. Отзывались о ней так: очень красивая и очень странная женщина.

— Потому как гламор человек, конечно, насквозь не проглядит, — сказал Ричард. — Но… Всё равно что на вампира смотреть. Вроде человек: две руки, две ноги, голова два уха… а только всё ж таки не бывает таких людей. Как будто чересчур всего: и благолепия чересчур, и красоты чересчур. И так этого всего много, что уже даже жутко глядеть.

— Ты её видел? — спросила я.

— Я её видел, леди Карла, только тенью, — сказал Ричард таким тоном, будто хотел за это извиниться. — И то Силой, а не глазами. А вот Мэльхар видел её ясно, много раз. Мэльхар нам и порассказал всякого. Хаэла. Так её звать — Хаэла. Имя дома она никогда не называла, а говорила про себя так: Хаэла из Святой Земли. И некромантка.

— А Ларс ведь… — заикнулась я.

Ричард покачал головой:

— Нет, леди. Некромантка. Только… замаранная она, перепачканная. По всему, не только некромантка, но и чернокнижница, но не простая чернокнижница, а со всячиной. Дар у неё точно есть, очень сильный — только не чистый огонь, как у вашей милости, а… простите, леди, адово пламя. И гламор. Мэльхар так сказал: возраста нельзя понять, что там за гламором — тоже нельзя разобрать. Просто как крепостной вал, на котором нарисована картина. Людям, так надо думать, красавицей кажется, а вампирам от такой её красоты аж дурно становится, чуть ноги не подкашиваются. Что-то она такое делала с обращёнными Эрнста, о чём сказать очень срамно и страшно. Но с самим Эрнстом у неё любовь-любовь. Мэльхар своими глазами видел, как она Эрнста кровью поила, да не из руки, а… простите, леди, то есть прямо, значит, на груди надрез делала. Мэльхар рассказывал — аж спал с лица. Это не просто за ради доброй дружбы Дар на Силу сменять, он говорил. Это обряд.

— Простите меня, — сказала Виллемина, — а в чём ужас? Дольф писал в дневнике, что позволял особо приближённым вампирам целовать себя в шею…

— То — целовать, — сказал Ричард. — Государь, прощения прощу, рисковый мужик был, нравилось ему, значит, со смертью в три глазка играть, а Сумеречный Князь подыгрывал. Но тут — не то. Эх, неучёный я человек, не могу всё это правильно разложить…

— В похоть некромантам с вампирами лучше не играть, — сказала я. — Тем более так на неё намекать. Это для некроманта… нехорошо… а вампира… меняет, понимаешь? Вампирам похоть вообще не положена, она их пачкает.