Надо же было так всё поломать! Что мы, люди, за существа такие?! Лишь бы поломать всё… ради сиюминутной выгоды…

Ольгер и Грейд остались в нашем каземате: Грейд — разбирать шифр в какой-то таблице, а Ольгер — возиться с алхимическими текстами, которые тоже оказались в этой папке. А мы с Валором пошли в Штаб.

Было странно видеть яркий день самого начала лета, солнечную сетку на паркете под окнами… Ночные жители выбрались из своего подземелья в неподобающее время.

Мы прошли по галерее, потом — по площади Дворца, а я думала: насколько же тут всё изменилось за время правления Виллемины… и за месяцы войны. Не видно светских бездельников вообще, только дворцовая прислуга, святые наставники, медики, военные, мессиры работяги… Меня удивили пробежавшие от Штаба до мотора молодые офицеры со странными эмблемами на рукавах: белая маска, как театральная, на чёрном гербовом щите. Капитаны непонятно какого рода войск.

— Валор, — спросила я, — а маска — это чей шеврон? Разве такие есть?

— Медико-ремонтная часть некромеханических войск, — сказал Валор. — Обоз наших фарфоровых ребят. Там ведь война, деточка. И их, к сожалению, тоже ранят, им порой требуется срочная помощь. Можете считать, дорогая, что это подразделение имени Фогеля.

— У нас что, столько фарфоровых? — поразилась я.

Валор грустно кивнул:

— Достаточно, чтобы им уже требовались свои лазареты. Не стоит также забывать и о некромеханической кавалерии: лошадки — штука дорогая, ценная. Им тоже требуется ремонт. Не бросать же полезную, хоть и несомненно мёртвую скотину на поле боя с поломанными ногами, когда специалист может за пару часов заменить шарниры или поставить другую кость.

Я вдруг вспомнила одну забавную вещь и даже невольно улыбнулась:

— Только не говорите про «несомненно мёртвую» Жейнару, Валор! Он обожает эту игрушку. Приделал ей кожаные уши, гриву из расплетённого каната — говорит, что так красивее. Гнедок! Зовёт коняшку Гнедок! Движет мастерски и хвастается гвардейцам, что мёртвый коник всё, мол, понимает!

Валор остановился, чтобы потрепать по голове Тяпку.

— Думаю, деточка, он попросту завидует вам. У вас есть некромеханическая собака с живой душой, уникальный зверь… а все мальчики страстно желают иметь собак и лошадей. За неимением живых — на худой конец сойдут и игрушечные. В конце концов, досточтимый предок нашей государыни тоже развлекался некромеханическим зверьём — мне даже встречалось у кого-то из летописцев упоминание, что у его лошадки была звучная кличка.

Я вспомнила светокарточку, где фарфоровые кавалеристы напялили венок на череп своей лошади, и подумала, что Валор, видимо, прав.

Вильму мы в Штабе не застали, зато застали Миля, Лиэра и нескольких генералов. Там были старенький генерал Тогль, которого я знала, пухлый генерал с бакенбардами, которого я забыла, как зовут, пара незнакомых генералов, и один генерал был фарфоровый! Фарфоровый! У него было красивое обветренное лицо работы Рауля, с жёсткими скулами и яркими глазами, длинная лихая чёлка, как у кавалеристов, и крылатый череп на шевроне. И осанка в струнку — а это не от протеза зависело, это зависело от души.

Лихой он был при жизни — и сейчас, видимо, не менее лихой.

Его шеврон мне уже и объяснять было не надо: и так понятно. Это некромеханическая кавалерия. Рохар, адский холуй, кое в чём был прав: у нас уже складывались новые рода войск — и своя символика у них, и свои традиции, наверное.

Мне показалось, что остальные генералы чуть-чуть косились. Но маршал — вот совсем нет! Лиэр смотрел на фарфорового тепло, не просто деловито. И Миль, кажется, тоже. Они возлагали на него надежды — и, уж наверное, не зря возлагали.

Он представился нам вместе с другими генералами. Его звали Эгли, Эгли из дома Серебряного Ливня — и именно с ним мне хотелось поговорить больше всего.

— Вы же, мессир, кавалерист, да? — спросила я.

Он поклонился, как на балу, и щёлкнул каблуками, чтобы шпоры лязгнули. Франты они, эти кавалеристы! Будто их некромеханическим лошадкам так уж нужны шпоры, чтобы их носить! Просто нравится производить впечатление, вот и всё.

И я ему достала лист с чертежом.

— Смотрите, мессир Эгли: это, получается, ваш будущий противник.

Изучали, конечно, все. Но я оказалась права: фарфоровые всегда были на острие атаки — или на острие прорыва, а значит, всю адскую гадость первым делом спускали на них.

Генералы рассматривали чертёж и задавали вопросы нам с Валором — и меня очень погрело и утешило, что Эгли выглядел почти так же невозмутимо, как Валор.

— Пулемётные очереди рубят жруна сурово, — сказал он с этакой усмешечкой в тоне. — Если хорошо попасть, то эти их поганые вкладыши вылетают из тушки вместе с осколками костей. А некоторые из моих ребят охотятся с междугорскими дробовиками. Дробь тоже неплохо спускает гада с небес на землю. Что до этих четвероногих — это, прекраснейшая леди, не такое уж и удачное конструктивное решение. Потому что ножки уязвимые: срезать из пулемёта или дробью хорошо попасть — и всё, бери его голыми руками.

— А огонь? — спросила я.

— А граната? — так же чуть ли не весело спросил Эгли. — Закидываешь подарочек в их эту адскую дыру — и прощай, бедняжка, прощай.

Я хихикнула. Он был такой бравый, что мне просто любоваться хотелось.

— Я полагаю, — сказал Валор, — вам известны их уязвимые места?

— Да, дорогой мессир, — сказал Эгли. — Они от нас по этим местам уже изрядно получили.

Его манера, по-моему, очень благотворно действовала на остальных генералов. Они увлеклись, перестали коситься, внимательно слушали — и кто-то зарисовывал схему в блокнот. Мы рассказывали, а Лиэр показывал на карте, где можно ждать гадов.