Кусочек мозаики — вот её роль в общей картине. Главе, разумеется, видней. Он выставляет своих верных, как цветные камешки, на те места, которые предназначены для каждого. Эрна не должна противиться и сетовать на несправедливость — ведь целый замысел недоступен её взору.

Эрна виновато потупилась. Ей не следовало испытывать такие недостойные эмоции и думать о подобных вещах.

Победа оказалась полной и красивой. С их стороны все уцелели, никто даже серьезно не пострадал. Глубокая царапина на Эрниной щеке, а у других — несколько ушибов, пара сломанных ребер и вывихнутое запястье. Да Нок, неуклюжий юнец с изъеденным оспой лицом, умудрился сломать ногу. Его собирались возвысить из послушников в жрецы, вот он и пытался выслужиться изо всех сил, чтобы это произошло поскорее. Нок сидел со страдальческим лицом, привалившись спиной к колонне и вытянув больную ногу. Ступня распухла и пофиолетовела. Ботинок он где-то потерял.

С побежденными тоже обошлись гуманно настолько, насколько сумели. Пришлось убить лишь одного, главного, но это было неизбежно. Он бы ни за что не подпустил жрецов Ахиррата к хранительскому знаку. Трое из четырех служителей ветра все еще дышали. Эрна не стала бы их больше трогать, пусть себе лежат в сторонке на безопасном расстоянии и понемногу приходят в себя, но они, как нарочно, упали в самых неудобных местах. Там, где мешали ритуалу.

Эрна помогла оттащить одного из них прочь от моноптера и грубее, чем могла, отпустила плечи. Затылок со стуком ударился о мостовую. Нечего с ним миндальничать. Сам виноват, что встал на пути и сводил её усилия к нулю. Парень тихо застонал, и Эрна устыдилось своих мыслей: он же не мог знать замысел Ахиррата и не видел светлое будущее. Вот почему он так отчаянно бился. Ей стало жаль его, но себя всё равно было жальче. Глаза защипало.

— Лучше пока не просыпайся, — шепнула она, — тебе же лучше.

Она отвернулась, чтобы никто не видел ее слез — не хватало еще и опозориться сейчас перед всеми! — и поспешила собрать оружие. Не дело ножам лежать после боя на мостовой. Плотное облако вновь накрыло луну, и узкие металлические полоски стали почти не видны, темные на темном. Их удавалось найти, лишь нашарив ладонью. Так она и ползала на корточках в пыли до тех пор, пока её не позвали к центру. Ритуал близился. Солёная влага на ее щеках высохла, и Эрна надеялась, что никто не обратит внимания на припухшие глаза.

Она поднялась по широким ступеням. Извилистые линии ветра — знак хранителя города, начертанный в моноптере — мерцали неровно и рвано. Светящиеся нити узора будто истончились. Они то притухали, делаясь почти неразличимыми, то разгорались с новой силой. Тело жреца, которому Лландер перерезал горло, оттащили далеко в сторону, но часть окружности все еще заливала черная, начавшая запекаться кровь. Канефа, позвавшая Эрну на помощь, действовала так спокойно и равнодушно, как будто проделывала подобное множество раз. Оторвав полы одеяния убитого жреца — мертвецу они всё равно были без надобности — она разделила ткань надвое и протянула половину Эрне. Эрна медлила. Её пальцы дрожали. «А ну, не раскисать! — прикрикнула она мысленно на них, — Нашли время!»

Онгхус Ар стоял спиной к уцелевшим светильникам, сложив руки на груди. Его лицо оставалось в тени, но Эрна знала: он смотрит и оценивает, насколько она полезна.

«Чистюля», — бросил ей несколькими часами раньше Лландер. Казалось — целую вечность назад. Теперь ей ли страшиться испачкаться? Эрна помедлила еще мгновение и принялась за дело. Вдвоем с Канефой они, насколько могли, убрали загустевшую лужу. Поверхность камней все равно осталась темно-бурой, с пятнами и разводами, а щели между отесанными булыжниками выделялись чёрным. Сквозь них упрямо пробивалось свечение голубых линий. Онгхус Ар посмотрел на них и скривился.

— Паршиво постарались. Ну да ладно. Приступаем.

Обычно ритуал нового года — посвящения города новому хранителю — проводился в один из весенних дней.

С первыми лучами солнца пышно украшенный Йарахонг заполняли разодетые толпы, смех, музыка, радостные возгласы. От храмов двух богов, прежнего хранителя города и нового, выступали шествия с богато убранными повозками: божественные символы, ленты, ранние цветы. Тысячи людей сопровождали их. Жрецы и послушники всех храмов благословенного Йарахонга, а также множество паломников, желающих посмотреть на красивейшее событие года хотя бы одним глазком. Оба шествия неторопливо двигались по спирали через весь город и встречались в самом его сердце — возле колоннады-моноптера. Там звучали торжественные речи и разыгрывался традиционный спектакль, из года в год напоминающий об истории города, войне с мраком и счастливом избавлении. После этого жрецы бога, выбранного новым хранителем, проводили яркий ритуал, больше похожий на танец, в котором каждый жест и каждый голос выверены и прекрасны.

Сегодня всё было иначе.

Ни смеха, ни цветов, ни восторженных криков. Их заменяло мерцание огней в фонарях, скверно убранное кровавое пятно под ногами да четыре неподвижных тела, оттащенных в сторону. Одно из них мертвое, а другие, возможно, на грани смерти. Эрне впервые показалось странным, что мудрый всеведущий бог Ахиррат и глава Онгхус Ар не пошли таким простым и красивым путем, а выбрали иной, извилистый и жестокий. Эта мысль была недостойной, грязной. Эрну зазнобило, и она обхватила себя за плечи, но увидев, что на нее смотрят, заставила себя опустить руки и выпрямиться. Она подумает об этом позже, когда окажется одна.

Ту часть обряда, в которой жрецы предыдущего хранителя обесцвечивали и снимали старый знак, они пропускали. Совершать это было некому, да и вряд ли бы служители ветра согласились на такое. Онгхус Ар говорил, что та часть и прежде была лишь формальностью, пустым проявлением вежливости, и не влияла на результат. Все должно было сработать и так, хоть с ней, хоть без нее. Божественная сила предвидения не могла ошибаться.

Эрна с опаской перешагнула внешний круг линий, вновь сиявший ровно и чисто. Она ждала, что Инаш, владыка ветра, покарает ее за святотатство, но Ахиррат хранил свою жрицу, несмотря на недостойные мысли. Ей лишь почудилось, что голубое свечение легко, будто перышком, щекотнуло ей лодыжку.