— Слушай, отстань…

— Ухм… Невнятно буркнула великанша и отпустив вяло трепыхающегося стрелка повалилась на мешки. — Ухм-рм… С уголка, растянутого в блаженной улыбке рта великанши потянулась тонкая нитка слюны.

— Великая кобыла свидетель, я этого не хотел. — Фыркнул ни к кому не обращаясь магут, и стряхнув с себя руку Сив, ловким движением расстегнув поясной мешок с северянки вытряхнул из него пригоршню монет. — Просто тебе же будет лучше.

Унесенная в страну снов великанша всхрапнула и свернувшись калачиком сунула в рот большой палец.

— Тебе же будет лучше. — Тяжело вздохнув арбалетчик спрятал деньги в кошель и отодвинувшись подальше уставился в никуда. — Тебе же лучше. — Повторил он словно заклинание.

– -

В штольне пахло сыростью, расколотым камнем и застарелой гарью. А еще было очень холодно. Выдохнув облачко пара Сив, взвесила в руке тяжеленный боевой топор и повыше подняв жировую лампу сделала осторожный шажок вперед. Встревоженное, невесть откуда взявшимся в заброшенной шахте сквозняком, пламя затрепетало. На грубых, покрытых потеками влаги и плесенью стенах заплясали тени. Сив было страшно. Она уже жалела, что согласилась пойти в эти копи.

Все началось со спора. Стреибьорн, сын Ангуса — Приживалки, выкупившего свободу этского треля, обмолвился, что в заброшенном железном руднике видели свиночеловека. Сив усомнилась. Слово за слово и вот она здесь. Вернее они. Глупо. Это было глупо. Идти в эти тоннели, чтобы доказать свою правоту. Взрослые запрещали здесь играть. Говорили, что это слишком опасное для детей место. Шахта истощилась еще при древних. До большой войны. Старые штреки никто не укреплял уже добрую тысячу лет, покрывающий гору панцирь ледника ворочался каждую весну, так что в любую минуту мог случится обвал или еще что похуже. К тому же мало ли, кто завелся в этих уже многие годы безлюдных штольнях.

За спиной раздалось громкое сопение. Сив не двинулась с места. Стреибьорну тоже было страшно. Несмотря на то, что почти уже вступивший в возраст мужчины, и даже получивший право на свое оружие, подросток, был мало того, что старше ее на шесть зим и выше на две головы, так и тяжелее раза в два, способный поспорить шириной плеч с некоторыми воинами рода, наконечник сжимаемого им копья дрожал так сильно, что казалось еще чуть-чуть, и оружие выпав из рук загремит по обильно засыпанному, свалившимися с, покрытого трещинами свода, осколками каменной крошки, полу.

— Сив… — Ломкий голос Стреибьорна сорвался в тонкий, совершенно не подобающий мужчине земель, писк. — Давай вернемся. Ты выиграла спор.

— Еще пятьдесят шагов. — Покрепче сжав, кажущийся нелепо огромным в ее руке топор, девочка сделала еще шаг вперед и прищурившись уставилась на пересекающие потолок штрека трещины. Не бойся. Камни еще крепкие.

— Я не боюсь. — Выпятил подбородок мальчишка. — Просто тут холодно и гнилью воняет.

— Гнилью? — Раздув ноздри Сив принюхалась к бьющему в лицо потоку промозгло-сырого воздуха. Действительно. Пахло чем-то… странным. Будто сам воздух вокруг начал тухнуть. — Тогда, нам точно надо все проверить. Вдруг здесь действительно в штольнях завелась гниль? Тогда надо будет ее выжечь.

— Сив, перестань… — Стреибьорн испустил тяжелый вздох. — Я придумал эту сказку про свиночеловека только, чтобы ты… чтобы мы… — Подросток покраснел.

— Я не буду с тобой целоваться. — Брезгливо сморщила нос продолжающая внимательно вглядываться в темноту тоннеля девочка. — Старик Гаюрум говорит, что мне еще рано. К тому же у тебя губы потресканные. А еще я видела как ты с Вихтой обнимался.

— А что Вихта? Что Вихта? — Обиженно вскинулся Стреибьорн. — Я может только один раз… — Неожиданно глаза мальчишки испуганно расширились, кончик копья описал хитрую загогулину и чуть не задев макушку Сив, слепо ткнулся в пространство над ее плечом. — А-а-а-а-а… — Проблеял подросток и сделал шаг назад.

— Ох… — Выдохнула Сив и громко сглотнула слюну тоже отступила. Отозвавшееся на резкое движение пламя расцветило штрек сумасшедшей пляской теней.

Словно в ответ на посмевший нарушить древнюю тишину штолен звук, из глубины туннеля, пахнуло кислым, раздалось приглушенное ворчание, мрак дрогнул и из темноты выступило… чудовище. Волк был огромен. Холкой в рост взрослого мужчины не меньше. А еще он был стар. Очень стар. Впалые, обвисшие бока, зверя вздымались словно кузнечные мехи, обтягивающая торчащие ребра, почти лишенная шерсти, покрытая густой сеткой старых шрамов, шкура в нескольких местах полопалась, и из открывшихся гнойных язв сочилась бледная сукровица. В оскаленной пасти не хватало доброй половины зубов. Костистые лапы заметно дрожали. Правый глаз волка заплыл безобразным бельмом и сверкал в неверном свете жировой лампы, словно заплутавшее в спустившихся с вершин гор облаках, солнце. Зверь умирал. Но все равно был страшен.

— Овцерез! Это Овцерез! Бежим! — Задушено просипел Стреибьорн. — Копье со звоном полетело на камни. За спиной Сив послышались быстро удаляющиеся шаги.

Девочка зашипела, и тоже сделав пару шагов назад быстро поставив жировую лампу на камни перехватила топор обеими руками. Оружие было тяжелым и неуклюжим. Буквально этим утром она «одолжила» его из мастерской вечно пьяного Хрерика — Коваля, зная, что бугай даже если и проснется раньше полудня, что с ним бывало крайне редко, все равно не заметит пропажи. Секира была тяжелой и острой, очень острой, но сейчас это обстоятельство почему-то совершенно не успокаивало.