«Копия послания, которое Его Величество написал сам, своей собственной рукой, царскому наместнику Усерсатету. Год 23-й, четвертый месяц ахет, день 1-й — день праздника коронации.

Его Величество находится в царском месте жительства дворце Небесного равновесия, отдыхая в день праздника воцарения, сидя и выпивая.

Принесены от тебя вещи ценные, ожерелья «усех» широкие из прекрасного золота, наполнена казна данью Куша презренного царским сыном, доверенным его величества, Усерсатетом.

Посмотри, это царское послание принесено тебе, тому, кто находится в далёкой Нубии, герою, который принёс добычу из всех зарубежных стран, возничьему моей колесницы. Тебе — владельцу жены из Вавилона, служанки из Библоса, молодой девушки из Алалаха и старухи из Арапхи. Теперь все эти люди из Техси (Сирии)бесполезны. Для чего они нужны?.. Еще одно сообщение для царского наместника: не доверяй нубийцам, нет прока в них (дословно — нет дани от них, но это внесет путаницу, ибо поговорка и к конкретной дани не имеет отношения), но остерегайся их и колдунов их. К примеру, ты взял себе слугу из простых и недостойных и сделал его чиновником, хотя он не является тем, кого ты должны были представить Его Величеству; или ты хочешь намекнуть нам на пословицу: «Если вам не хватает золотого боевого топора, инкрустированного бронзой, то тяжелая булава из дерева акации заменит его?» Так что, не слушай речей их, не заботься о их посланцах и не обращай внимания на слова их!»

Послание казалось запутаным и невнятным только на первый взгляд. Оно гласило, что царю все известно. В самом его начале царь напоминал о совместных походах и намекал, что все, чем стал Усерсатет и чем он может гордиться в своей жизни — дано ему из рук Его Величества. А все эти жены и служанки — это были лишь презрительные именования владык, с которыми связывался князь в чужедальних странах. Очевидно, Хранители тайн чати смогли перехватить не одного гонца Князя Юга.

Ну, и напоследок, о колдунах Куша… В тайной части, о которой мне сообщили, говорилось о том, что в память старой приязни и совместных боевых походах, царь дает единственный шанс Усерсатету. Немедленно все следы злого колдовства и сами колдуны должны быть уничтожены, дальнейшие поиски книги Тота — прекращены. И князю еще предстоит объясниться с царем во время ежегодной подачи дани. Люди чати не сочли нужным сказать мне, в чем была суть переписки с чужедальними странами и почему Его Величество не счел это изменой и не велел казнить царского сына Куша. На мой взгляд, даже более добродушные и снисходительные цари, чем наш повелитель, обычно предавали в подобных ситуациях уличённых мучительным казням. И, тем не менее, благой Бог дал князю возможность оправдаться. Мне нужно было, по приказанию от чати, продолжать розыск — не захочет ли князь нарушить волю царя. В то же время я понимал, что мне, во избежание злой смерти, надо всеми силами отвести от себя подозрения, ибо не было сомнений — князь будет искать, от кого известия устремились в столицу, подобно тому, как вода, прорвавшая плотину, устремляется в низину.

Мне снова помогли колдуны нехсиу и маджаев. Они всё равно считали своим долгом перед богами убедиться, что Потерянные души уничтожены, а носитель смертельной тайны погублен. Они даже смогли добиться того, что среди людей списка, отправленных на работы в место отдохновения князя оказались несколько их верных людей. Эти посланные понимали, что, в случае разоблачения наверняка погибнут, но отправились в проклятое поместье. Вскоре условленным образом от них стали приходить сообщения. На первый взгляд, всё выглядело так, как будто Усерсатет полностью подчинился письму цареву. Внутренний двор усадьбы больше не был местом тайны. Ворота были открыты, никаких Изменённых и колдунов. Под покровом ночи оттуда вывезли мертвые тела — пятеро неизвестных, из которых один был очень высоким и чёрным при жизни, а трое выглядели, будто умерли уже давно. И ещё один — он сильно обгорел, но было видно, что это мощный мужчина пожилых лет. А ещё четырнадцать погибших стражников — тех погребли с почестями, и даже отправили большое вознаграждение их семьям. Совет знающих и видящих, как и было условлено, отправил посланца в Кубан, где всё это было сообщено тайным людям чати. Но лучшие следопыты отправились по следам каравана мертвых. В пустыне было обнаружено место, где тела предали огню. Они сильно обгорели, но было видно, что головы у всех проломлены булавой. Более сказать ничего было нельзя.

Тем временем в резиденции князя было тревожно. Я боялся. Но боялись и все прочие, не зная чего. Всем чиновникам и писцам, всем жрецам из приближенных князя запретили покидать резиденцию без его повеления. Нам отвели покои и ущерба никому не приключилось. Пока. Было всем понятно, что Его Милость навлёк на себя гнев царя, и это могло отразиться на каждом. Но причину гнева и меру опасности знали лишь немногие. Я не входил в число посвящёных князем в тайну. Сделав вид, что лишь опасаюсь за свою будущность, я позволил себе спросить у царского сына Куша со всеми приличествующими извинениями — какова причина царской немилости. Усерсатет прикрикнул, что это не мое дело, но, видимо смягчившись, сказал, что, возможно, Его Величество недоволен размерами дани этого года, после чего озадачил меня приказом не медля изыскать дополнительные источники поступления в казну. Казну Куша, которой распоряжался сам князь.

Князь, хотя и плохо себя чувствовал — у него в последнее время часто болела голова — время от времени вызывал приближенных чиновников и подолгу с ними уединённо беседовал. Иногда при разговоре присутствовал и хранитель тайн царского сына Куша. В один из дней пропали те двое презренных из детей дворца. Очевидно, Усерсатет решил, что нашёл источник угрозы. Никто о них не справшивал, словно их и не было. Князь как будто оправился от невзгод и нездоровья, и снова, как и ранее, стал тем же великолепным вельможей, которого любят и слушают подчиненные и чьи приказы исполняются сразу. Работа кипела, гонцы сновали, писцы готовили отчеты. Царский сын повеселел и с головой ушел в новые планы и стройки, повеселели и мы. Очевидно, что царёв друг единственный решил не искушать судьбу и рисковать своим высочайшим положением, властью и доходами, успокоенно думал я. И раз Его Величество не видит в том угроз, то кто я такой, чтобы порицать князя. Он как раз одобрил моё предложение по новым рудникам, золотым и камня хесемен. Прищелкнув от удовольствия пальцами и сказал, что это именно то, чего он желал. После чего он ещё больше возвысил меня и начал призывать чаще, чем других, и даже допускал без доклада. Я был рад этому, пока, входя в палаты князя, не столкнулся с незнакомым мне человеком. Это был пожилой, но явно очень сильный маджай в прекрасной льняной юбке, парике, ожерелье из золота и хесемен, достойного знатного человека. У него были светлые глаза, и не было мочек на ушах.

Глоссарий в порядке появления слов в тексте:

Шмун — столица XV нома, центра почитания бога Тота.

Ипет-Сут — Карнак.

Глава 27.

Я сначала и не вспомнил описание кузнеца того проклятого. Наверное, это и спасло меня, ибо он очень пристально оглядел меня. Я же вежливо поприветствовал его, как поприветствовал бы любого незнакомого человека, очевидно, высокого положения, неизвестного мне и выходщего из палат владетельного князя. Я думаю, он прочел мои мысли, колдун тот, ибо для колдуна его мощи, должно быть, это не сложно. И я думаю, что именно он был главной проверкой для всех ближних князя. Но в тот момент в моем разуме было лишь легкое любопытство — кто бы это мог быть? — да мысли о моем отчете царскому сыну — как бы его представить наилучшим образом. Усмехнувшись, он кивнул мне, как подчиненному, и пошел далее. Лишь зачитав весь доклад князю, у которого снова болела голова, и ответив на все вопросы повелителя Юга, я удостоился необычайно милостивой похвалы и награды. Лишь выходя от него, друга царского единственного, я ощутил какое-то смутное беспокойство. И уже вернувшись в свои палаты, я вдруг все понял. Сначала я хотел сбежать, но, поразмыслив, решил вести себя как обычно и постараться выяснить всё. Одного лишь я боялся — что проклятый колдун прочтет мои мысли и обратит в Потерявшего душу. Поэтому я стал носить с собой яд, ибо с оружием войти в палаты князя было невозможно. Но кузнеца-колдуна я больще не видел ни разу. Возможно, он не появлялся, возможно — мог отводить глаза или принимать иное обличье, ибо сильные колдуны могут это и еще многое — я в этом уже убеждался не раз. Я очень осторожно пытался выяснить, где он мог бы обитать, но не преуспел — возможно, что и к моему счастью.

Опасаясь слежки и не рискуя нарушить приказ князя не покидать резиденцию, я пропустил несколько встреч, о которых мы договорились с людьми чати и с колдунами-нехсиу. Они, очевидно, догадались, что стряслось что-то неладное. Как-то я в своих палатах наткнулся на раба, убиравшего там. Униженно кланяясь, он извинялся за свою нерасторопность, и вдруг — протянул мне половинку амулета. Шёпотом я сказал ему о том, что никто не смеет покинуть дворца без прямого приказа книязя и главное — что я своими глазами видел кузнеца. Уже на следующий день тот же раб передал мне маленький клочек папируса. Это было заклинание, которое должно было уберечь меня от колдовства и допросов. Как и было велено, я сжёг его на пламени лампы, растворил пепел в вине и выпил. Я сразу почуствовал облегчение. Эти чары были наведены вовремя — на следующий день многих из нас, невольных пленников дворца, собрали в зале собраний. Князь не почтил нас выходом. Нас ждал жрец-херихеб и Хранитель тайн. Хранитель тайн сказал нам, что все мы попали под немилость князя по вине злочинцев, оклеветавших царского сына в глазах царя. Доподлинно известно, что эти недостойные — из ближайшего окружения владыки. И вот теперь мы все пройдем ритуал очищения и проверки. Тем временем херихеб развернул свиток и зачитал проклятие, призываемое на голову того, кто плюнул в дающую руку повелителя своего, злоумыщлял на него, раскрыл тайны его и вредил ему. И вот призывались силы мощной Сохмет и владычицы Неба, и других богов. И Селкет прободит их печень и сердце изнутри, а Уаджет поразит в ступню и пятку. После чего он разжёг жаровню, кинул туда всякие снадобья и травы. Окурив свиток ароматом дыма, который был сладок и тревожил нос, он вновь свернул свиток, и через его трубу дунул волшебным дымом на нас, в небо, землю и по четырем сторонам, а затем снова на нас. Затем он вымочил свиток в пиве и высушил его над жаровней. В глиняный кувшин была налита вода. Он опускал туда амулеты и шептал заклятья, а затем опустил в него свиток, пока все надписи на свитке не истаяли и не растворились в воде. Длинной палочкой он размешал снадобье и, едва он вынул ее — палочка загорелась сама собой. Херихеб торжествующе воздел ее ввысь и сказал, что заклятье вошло в полную силу и теперь очевидно, что злодей тут. Зелье он собственоручно разлил по маленьким чашам по числу людей в зале. Мы все должны были по очереди подойти и выпить его, а херихеб внимательно смотрел, чтобы питье было проглочено. Я не боялся после вчерашней защиты моей и бестрепетно выпил одним из первых. Вкус у воды был пряный и чуть-чуть пивной. Все пили свою часть, но вдруг один из писцов вылил свою чашу на пол. Он был немедля уведен по знаку хранителя тайн стражей. Все же остальные выпили. Я думал, что это уже конец ритуала, но ошибся. Херихеб вновь призвал нас к вниманию.