— Ого, аппетит у тебя, — хохотнул юный бурильщик. — Надеюсь, людоедом не будешь? А то я спать по ночам перестану.

Никто не заметил, как вторично блеснули глаза у Степана. Никто не заметил, как он хищно, совсем по-волчьи, взглянул тайком на Семена.

Беседуя в свете костра под морозным дыханием тундры, нефтяники подделывали полозья. Еще в том лагере в очаге катастрофы, похоронив друзей, они соорудили нечто саней. Покореженные взрывом листы хвостовой балки пошли на некое подобие днища. Туда накидали узлы брезента, поместив внутри банки тушёнки, остатки посуды и прочего скарба. Галеты, ракетницы, одеяла и два спальных мешка распределили между собой. Из того же брезента связали себе рюкзаки, а из обрывков парашютов нарезали лямки для саней. Тащили по двое — по очереди. Гришу не привлекали: тот постоянно следил по сторонам, держа ружье наготове.

— Волков вчера никто не видел? — уточнял Строев, подгибая полозья ножом.

— Я не видел.

— Я тоже.

— А ты, Степан?

— Вроде нет.

— Что ж это за людоеды такие, если не преследуют своих жертв? — удивлялся младший нефтяник. — Я в интернете дома смотрел, как они стаями нападают на оленей, быков, а то и медведей.

— Это таежные волки, друг мой, — хмыкнул Семен. — Те могут напасть на медведя. В тайге он царь зверей. А здесь тундра.

— Я думал, царь зверей — это лев.

— Заблуждался. Как, впрочем, и все. Лев не может быть царем, по простой причине, что его львят может съесть леопард и гиена.

— Да? А белых медведей тогда?

— Малышей полярных медведей есть попросту некому. Не моржи и котики же будут их есть, верно?

— А касатки?

— Тоже некому. Там, где касатки, никогда не будет акул. А только они могут съесть потомство касаток. Вот и выходит, что в Арктике вершина пищевой цепочки, это белый медведь, а в Ледовом океане — касатка.

Валька немного подумал. Добросовестно почесал затылок. С сожалением плюнул в костер:

— Все-то ты знаешь. Где начитался?

— Как и ты. В интернете. С одной лишь разницей — я в сетях не на баб голых смотрю, а интересуюсь наукой.

— Я протестую! — взвился юный бурильщик. — У меня нареченная есть. И на баб голых я не смотрю.

Потом украдкой добавил:

— Но, разве что иногда…

Все прыснули от смеха. Валька мог поднять настроение. Даже будучи в такой трагической обстановке.

Сегодня первым дежурил Григорий.

С тем и уснули, завернувшись в мешках с одеялами. Три костра горели в ночи, отдавая свое тепло звездному небу.

Гриша заступил на дежурство.

…А где-то в черноте тундры, скрываясь за сугробами, неотлучно и непрерывно наблюдали за путниками чьи-то глаза. Глаза, налитые кровью. Глаза, способные сверкать в темноте.

***

Гриша проверил ружье. Клонило ко сну. Борясь с желанием провалиться в сладкие грезы, когда ты незаметно замерзаешь в снегах, отважный полярник поднялся. Размял ноги. Бросил взгляд на спящих друзей. Странно… Степан Поздняков свернулся калачиком, словно домашняя кошка: не хватало только хвоста. Так не может спать человек. Не его природная поза.

— Хм-мм… — еще раз удивился Григорий. Ну, точно, что кот или собака. Совсем по-животному спит.

И тут же подумал: а кто, собственно, он таков? С соседней бригады? Ну, видел его пару раз на буровых вышках. Привет, да привет. Никто из группы Строева его толком не знал. Куда он там летел, говорил? В Воркуту? За посылками своей смене? Ребята просили забрать?

— Хм-мм… — вторично хмыкнул нефтяник, разминая затекшие ноги. Морозило. Было тихо, и как-то тревожно.

А что потом? Летел с нами в салоне. Потом взрыв. Крушение. Упал вместе с нами. Был тих, молчалив. Помогал хоронить. Собирал вместе вещи. Но вот его взгляд иногда…

Стоп! — осадил свои мысли Григорий.

СТОП-СТОП!

Этот взгляд, в беса душу…

Он его недавно видел. Рывком. Незаметно. Скользнул гневом — смотрел на Семена.

Гриша неуверенно отошел от спящих друзей. Еще раз посмотрел на Степана. Тот лежал, свернувшись по-собачьи, клубком.

Да нет. Бред какой-то. Зачем парню такой алчный взгляд на Семена? Что он ему сделал плохого?

Григорий принялся мерить шагами от костра к костру, чтобы не озябли затекшие ноги. И размышлял:

Ну, положим, можно списать такой взгляд ненависти на шок от крушения. Мы ведь не знаем этого парня. Положим, ему слегка неуютно в новой компании — потому и молчит. Да ну, бес его на хрен. Просто показалось.

Отбросив эти мысли, Григорий сам не заметил, как отдалился от спящего лагеря довольно прилично. Размышляя о новом члене группы, он машинально разминал озябшие ноги, постепенно отдаляясь от костров. Пока вдруг не обнаружил, что оказался в темноте. Три веселых огонька горели метрах в пятидесяти от него. Нет, даже больше.