— Необязательно… возможно, кое-какими навыками владеет, но не более того. Власть над гомункулом, думаю, скорее инженерное изобретение — но темная энергия помогла перенаправить гипнотическое воздействие на более сложный разум, то есть на человеческий.

— А зачем ему темная энергия?

— Ее можно использовать для разных целей… обычно очень нехороших. Для тех же генетических экспериментов, кстати.

— И что теперь делать?

— Не знаю… искать тех, кто стоял. Надеюсь, что полиция вместе с Имперской безопасностью поймут, насколько все серьезно…

— Понятно. Ладно, если что-то станет известно, сразу сообщу.

На этом мы распрощались. Очень хотелось рассказать о том, что говорила Майя, но сдержал себя. В принципе, то, что Альберт в это не верит, мне и так известно.

Стоит ли звонить Вике? Честно говоря, не хочется. Надоел вечный холод в ее словах. Я тоже живой человек, у меня тоже есть эмоции. Но сообщить о том, что случилось, надо, поэтому выбрал соломоново решение: написал ей обо всем в сообщении. Говорить, дескать, не могу, но вот такая ситуация. Держись подальше от гомункулов, да и в целом будь осторожна. Люди могут сходить с ума.

Ответное сообщение не заставило себя ждать. «Спасибо, все поняла».

Я приехал в офис, купил что-то поесть и закрыл дверь на ключ. Теперь надо думать.

Скорее всего, к происходящему причастна организация Мити из лаборатории Валентина Павловича. Больше некому. Слишком все сходится. И гомункулы, и темная магия, и покушения на убийства, и все остальное. В случайные совпадения я не верю. Да и какая, в принципе, разница, копать все равно нужно там.

Наружка за Митей стоит до сих пор. Ничего интересного не нашли, но ходят по пятам. Опасно, но деньги уплачены. В полиции, если надо, месяцами за фигурантами оперативных дел наблюдают.

Единственное, чем Митя отличается в своем поведении от обычного фрика-ученого — поездками на за город на электричке. Куда он ездит — догадаться не сложно. В лабораторию, расположенную, скорее всего, в одном из заброшенных сел поблизости от леса. Проблема в том, что таких сел в округе тьма, и найти нужное очень сложно.

Да и вообще Митя в единственный день, когда «наружка» поехала за ним на электричке, ухитрился сбежать, причем непонятно как. Испарился. Исчез. Телепортировался или еще что-то.

Завтра у нас выходной, значит, он направится за город. А поскольку если хочешь, чтоб работа выполнилась хорошо, придется делать ее самому. То есть завтра с утра я как следует загримируюсь, сяду на вокзале с Митей в один вагон и прослежу, куда он пойдет. Если испарится и во второй раз… ну тогда не знаю.

Насчет грима… его хорошо накладывает Вика, но справлюсь и сам. Усы, парик, очки, нездоровый цвет лица при помощи тонального крема, и никто меня не узнает. Можно бороду, но это будет уже чересчур. И так буду похож на деревенского работягу, снимающего квартиру в Москве, а по выходным уезжающего обратно в родную деревню. Подходящие вещи у меня есть.

Я позвонил своей «наружке», рассказал о планах на завтра. В принципе, особо помочь они мне ничем не могут, но уведомить надо, а то некрасиво. Мне, дай бог, с ними еще работать и работать. Не по этому делу, так по следующему.

Если, конечно, действительно не произойдет конец света.

Поэтому на завтра ничего планировать не буду. Сейчас пара звонков, в том числе и Вадиму — надо же узнать как поживает страстный поклонник балета и балерин! — а потом домой, проверить и подготовить грим. Завтра вставать ни свет, ни заря.

…

— Войдите, — произнес Михаил Семенович.

Из окна сквозь шторы пробивалось утреннее солнце. В косых лучах плавали редкие пылинки. Слышались громкие голоса птиц. «Это вам не город», — подумал Михаил Семенович.

Он лежал на кровати, закинув руки за голову. Не спал, судя по всему, довольно давно, и понимал, что около закрытой двери в комнату стоит в ожидании его пробуждения человек.

Наверняка хочет сообщить что-то важное, поскольку явился в такую рань. Новость хорошая, иначе бы разбудил — приказ был именно такой, и горе тому, кто бы это не сделал.

Мужчина (лет сорока пяти, худощавый, с залысинами), потихоньку приоткрыл дверь, просунул голову, робко и вопросительно взглянув на Михаила Семеновича, произнес:

— Сегодня ночью Смирнов умер в своей камере.

Михаил Семенович несколько секунд безразлично смотрел на потолок, затем улыбнулся.

— Вот беда-то какая… жаль человека. Много полезного для нас сделал. Мог сделать еще больше, но, к сожалению, попал в тюрьму и начал угрожать тем, что много расскажет. А с чего помер?