— Я сказал от парня отойди. Глеб, ты там живой? Подай знак, какой.

Туман перед глазами растаял, я увидел лицо склонившегося надо мной и это был не Крестовский. Петр Андреевич стоял чуть слева от двери, и никуда не торопясь заряжал пистоль. Второй был прижат к телу локтем.

Тот, кто склонился надо мной, зашипел, по-звериному осклабился, прошептал мне в лицо:

— Я вернусь. А ты еще пожалеешь.

Он выпрямился во весь рост, ухмыльнулся и отошел к креслу, а затем перешел и за него, став так, что закрыл ногой котенка от Крестовского.

— Глеб, мать твою, подай знак, хоть помычи, или я сочту тебя мертвым! — Крестовский и не смотрел на меня, он заряжал третий пистоль.

Узнавать, что это значит, мне отчаянно не хотелось, как и валяться на полу с расквашенным носом. Я попытался сесть, но получилось лишь дернуться. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой. Мне оставалось лишь лежать и смотреть на происходящее. Проклятый темный, накинул на меня какую-то сеть, что крепко привязала меня к полу.

Однако Крестовскому моего движения оказалось достаточно, он кивнул, протянул пистоль в мою сторону.

Издевается? Я двинуться не могу, а он мне пистолет дает и ведь наверняка ждет, что я сейчас подскачу, схвачу пистолет и... а чего он ждет?

Из-за спины Петра Андреевича вынырнул Никифор, взял протянутый пистолет, направил его в сторону темного и встал между мной и темным.

Жертвенность я оценил. Никифор готов проститься с жизнью, ради моего спасения. Как благородно, господин Крестовский, отправлять на смерть верящего вам мальчишку.

Медленно, никуда не торопясь, словно демонстрируя темному свое превосходство, Крестовский выудил из воздуха очередной пистоль, зарядил и растворил в воздухе. Зарядив еще один и протянув его Никифору, он покачал головой.

— Дед Федор, ну ты то как во все это влез? — в голосе Крестовского было непонимание, обида и сострадание. — Агнешку убил, мальчишку погубил, Степку сдушегубил, — Крестовский вновь покачало головой. — Лиза вон до сих пор успокоиться не может, ей тоже не сладко пришлось. Зачем? Федор, зачем? Три покойника, ради чего?

— Четыре, — довольно осклабился Федор. — Четвертого утром найдешь, Петр Андреич. Если выживешь, конечно.

— Федор, ты серьезно? — Крестовский хмыкнул. — Ты думаешь, сможешь? Даже если у тебя получится, и я промахнусь, парни не промажут, — он сделал шаг вперед, и за его спиной я увидел направившего пистолет в Федора, лениво привалившегося к стене Жарова. Так вот куда исчезали пистолеты, а я уж хотел просить Крестовского обучить меня подобному фокусу.

— Зря ты сюда пришел, Петр Андреич, ей богу зря. Шел бы лучше со Светланкой мертвячка поминать.

— Бога вспомнил? — хмыкнул Крестовский.

— Это так, — скривился Федор, — к слову.

Я смотрел то на одного, то на другого и чувствовал, как понемногу хватка темной силы ослабевает. Я еще не мог пошевелить, ни рукой, ни ногой, но уже мог немного повернуть голову. И немного сменив позу, я вновь замер.

Прямо в горящем камине, прямо в огне появился темный вихрь. Маленький, скромный, не больше булавочной головки. Он рос, раскручиваясь все сильнее, впитывая в себя все больше темной не разумной энергии. И чем больше он впитывал, тем скорее рос.

— Ты не ответил, — усмехнулся Крестовский, — зачем все это, Дед Федор? Тебе ведь хочется рассказать, я знаю. Тем более, что проход еще не открылся.

— Всегда поражался, как ты с одним глазом видишь больше, чем другие с двумя.

— Ты забываешь кто я.

— Ну, да герой войны, отдавший за отечество палец и глаз. И что? Сильно тебе твое отечество помогло? Лучше ты жить стал?

— Я, нет. Но и не для того служил. Я убивал и был готов умереть сам, чтобы ты здесь мог жить спокойно. Я потерял там палец и глаз, а ты умудрился потерять здесь душу, — Крестовский замолчал, поморщился. — Высокопарно вышло, аж самому противно, но ты, Федька, мужик не глупый, сам все понял.

— Да уж понял, — хихикнул темный.

— Так что с ответом, Федор. Говори, проход еще не скоро откроется.

— Ключник, — произнес Федор и засмеялся.

Я ожидал страшного или грозного смеха, но он смеялся горько, и как-то печально.

— Ключник? — лицо Крестовского превратилось в сплошную морщину. — Это легенда, Федя. Всего лишь легенда.

— Нет, — Федор ногой подцепил связанного котенка, под удивленный взгляд, медленно опускающуюся челюсть и вытягивающееся лицо Крестовского подкинул его на ладони, и швырнул в камин, прямо в крутящийся вихрь.

— Стой, — крикнул Крестовский, на мгновение, опустив пистоль.

Но Федор никуда и не собирался, он поднял руки, и по комнате пробежала волна. Меня она лишь слегка задела, а Крестовского отбросила к дальней стене. Жаров медленно опускался на пол, словно художник, кисточкой оставляя на стене кровавый след разбитой головой. Никифор на ногах удержался, отступил, но лишь для того, чтобы запнуться за кресло и кувырнуться через него.

Федор торжествующе поднял руки, засмеялся, и покосился на камин. Вихрь теперь крутился в другую сторону, медленно уменьшаясь. И судя по лицу Федора слишком медленно. Он сделал шаг вперед, намереваясь покончить с хватающим воздух ртом Крестовским и его клопами.