– Смейтесь сколько угодно, мастер Сюртук, но посмотрите, будет вам до смеха, когда я закончу свои объяснения.

– Говорите! – потребовала Ада аллер’Рипп.

– Мастер Сюртук прав, – холодно усмехнулся в ответ Сандер Керст. – Имперские законы не запрещают заочной передачи прав, если только права заявлены вовремя и в полном соответствии с законом. Вы следите за моей мыслью?

– Продолжайте, – предложил ди Крей, которому показалось, что он уже понял смысл интриги.

– Граф ди Рёйтер – реально существующий человек и действительно готов отдать богу душу в любой момент быстротекущего времени. Он клиент адвокатской конторы «Линт, Линт и Популар», в которой я имел честь служить до моего, скажем так, более чем поспешного отъезда из Ландскруны. Я вел дела графа, оттого и знаю о нем достаточно, чтобы сочинить историю о его мнимом отцовстве.

– А на самом деле? – подалась вперед Тина.

– Вы не имеете к нему ровным счетом никакого отношения.

– Но зачем?! – Это был голос Адель.

– Затем, что одна история о наследовании способна хорошо замаскировать другую.

– Что вы имеете в виду?

– Среди бумаг моих хозяев, а их у Линта, Линта и Популара огромное множество, имеется особый небольшой архив, сохраняемый и, следует заметить, охраняемый с особым тщанием. Работая в конторе в течение семи лет и зарекомендовав себя в глазах моих нанимателей человеком порядочным и ответственным, я получил наконец доступ к делам, хранящимся в каменной комнате без окон за обитой железом, словно в банковском подвале, дверью. Поверьте, там скрыты такие секреты империи, что я был бы последним дураком и форменным самоубийцей, заикнись только вслух о подобного рода вещах. Там я и обнаружил – совершенно случайно, разумеется, поскольку не знал тогда, как сложатся в дальнейшем обстоятельства, – бумаги семьи Фокко. Герцоги Фокко еще два поколения назад были сильным и значимым родом, с ними считались даже Верны.

– Это так, – кивнул ди Крей, даже не отдавая себе отчета в том, что впервые со дня своего странного «воскресения» ни разу не совершил бесконтрольного поступка. Этот был первый, но и то сказать, сейчас Виктор отчетливо вспомнил историю дома Фокко. Другой вопрос, откуда он ее знал, но на вопросы такого рода ответов зачастую не существовало.

– Нынешняя герцогиня бездетна, и у нее нет других близких родственников, которые бы однозначно – в соответствии с законом – ей наследовали. Мне не хотелось бы вдаваться в личные тайны герцогини, но она получила титул при весьма сомнительных обстоятельствах, и ее положение, откройся правда об этих обстоятельствах, оказалось бы весьма затруднительным. Разумеется, это эвфемизм, но, конечно же, я не открою вам правды о всех тех грехах, что лежат на совести герцогини. Тем не менее отмечу, что герцогиня была кровно заинтересована в том, чтобы некоторые факты не получили огласки. Например, тот факт, что у младшего – и ныне давно покойного – сына герцога Миеса Фокко, правившего до герцогини Амалии и даже еще до ее предшественника – Федора, имеется родная и вполне законнорожденная дочь. Ваш отец, Тина, Захария Фокко был обвенчан с вашей матерью. Вера Монк была дворянкой, хотя и не из самых родовитых. То, что случилось после вашего рождения, достойно быть описано в романе, но сейчас нам важны лишь факты. Ваша мать умерла родами, отец погиб во время Второй войны Чинков, а вы оказались в Але, в приюте для девочек. Смерть герцогини означает, что любой, в ком течет кровь Фокко, может предъявить права на титул и состояние. Любой! – поднял вверх палец Сандер. – И никто не собирается искать какого-то определенного наследника. Но если наследников будет больше одного, их происхождение и права должна будет изучить геральдическая комиссия министерства двора. Ваши права, моя леди, бесспорны. Никто не сможет соперничать с вами в чистоте крове и близости родства, но для того, чтобы вас признали герцогиней Фокко, вам следует прибыть в Ландскруну до Перелома, а точнее, до двенадцати пополудни тридцать первого студня сего года.

– Герцогиня Фокко… – покачал головой Ремт, внезапно забывший, что он всего лишь «придурок». – Весьма!

– Это ведь одна из пятнадцати владетельных особ империи и член совета пэров, я права? – Комментарий принадлежал даме аллер’Рипп и звучал более чем драматично.

– Допустим! – поднял руку ди Крей. – Допустим! Но что, если ваши наниматели, эти, как их, Линт, Линт и Популар, не отдадут нам подлинные документы барышни. Что тогда?

– Нам не нужна их благотворительность, – сухо улыбнулся Сандер Керст. – Я впервые в жизни совершил должностной проступок, но победителей не судят, не так ли? Все документы спрятаны в надежном месте.

– В чем ваш интерес, Сандер? – спросил ди Крей. – Только не говорите, что вы альтруист и действуете совершенно бескорыстно!

– Не скажу! – Керст встал и сложил руки на груди, он был бледен, но решителен. – Герцогиня Фокко богата и влиятельна. Если она проявит всего лишь толику благодарности к тому, кто вернул ей судьбу, я стану тем, кем был рожден и воспитан, – благородным лордом, а не стряпчим, носящим клейменый меч. Если же она окажется еще и щедрой, будущность моя будет обеспечена, и ради этой возможности я готов рискнуть жизнью.

– Хорошо сказано, сударь! – протянула ему руку Адель аллер’Рипп.

«И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…»

Глава 5. Лилии

1. Третий день полузимника 1647 года

– Хорошо сказано, сударь! – Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.

– Хорошо сказано? – уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. – Хорошо? Что хорошего? И что сказано?

– Что это меняет? – поднял бровь ди Крей.

– Многое! – Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. – Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!

– Вы – что? – не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.

– Вы? – одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.

– Я! Вы! – махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. – Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.

«Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!»

– О чем это вы? – Ди Крей, кажется, кое-что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что-то, о чем она не сказала вслух.

– Я была знакома с Верой Монк, – медленно произнесла она.

Медленно, а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосом и с застывшим, словно маска, лицом. Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.