– Держите, барышня!

– Ох, какая прелесть! – не удержалась Тина, едва вынув кинжал из ножен.

Он был великолепен, длинный узкий обоюдоострый клинок из стали, отливавшей в свете костра пурпуром и кобальтом. Своей длиной он напоминал короткий меч, отделкой – изящную дамскую безделушку. Однако это была не игрушка, а настоящее, без дураков, оружие: отличная острая сталь, которой можно и колоть, и рубить, крестообразная гарда, защищающая руку, удобная – с накладками из резной кости – рукоять.

– Чуток подточить, и будет резать даже железо! – ухмыльнулся довольный произведенным эффектом Ремт.

– Знатная вещица, – улыбнулся ди Крей. – Как раз в масть мечу мэтра Керста.

– Ох! – А вот клейма-то она, захваченная видом подарка, и не приметила, а зря: «наковальня и перо» Риддера придавали клинку особый «аристократический» шик.

– Из оружейной де Койнера? – поинтересовался Крей.

– Как можно! – всплеснул руками Ремт. – Я что, тать ночной, чтобы уважаемого человека грабить? Ужас, что говорите, мастер ди Крей! Оно понятно, рыжего обидеть – что два пальца, извините, барышня, за выражение, обсосать!

– Вы забываетесь, граф! – Тина и сама не знала, что на нее нашло, но что-то накатило, и…

– Ох! – отступил от нее на шаг мастер Сюртук. – Миллион извинений, вельможная госпожа! Тысяча поклонов, кавалерственная дама! Бес попутал! Помутнение нашло! Изволите велеть зарезаться или удавиться?

– А у вас получится?

– Боюсь, что нет… Значит, помните.

– Помню, – согласилась Тина. – Но, увы, не все. Вы… Вы ведь не вполне человек?

– Да уж куда там… – Плоть исчезла, и перед Тиной предстал Ремт Сюртук как он есть.

– А знаете, – сказала Тина через мгновение, – так даже лучше.

– Не поймут-с…

– Тоже верно, – согласилась Тина. – Но, мастер Ремт, я точно помню, что увидела тогда что-то еще… Ведь вы на самом деле граф?

– Простите, милая леди, но мне не хотелось бы обсуждать этот момент.

– Ох, извините! – сразу же стушевалась Тина. – Я не хотела вас обидеть!

– Пустяки! Вопрос закрыт! – своим обычным радостным тоном сообщил мастер Сюртук. – Вам надо поесть, обоим, – усмехнулся он. – И в путь. Мы отстаем от поезда лорда де Койнера на двое суток. По горам нам его не догнать, а по дороге опасно.

– Но если идти ночью… – высказала предположение Тина.

– То у нас будет почти в полтора раза меньше времени, чем лорд тратит на дневной переход.

– Однако мы пойдем налегке, – напомнила Тина.

– И догоним де Койнера через два дня, – кивнул ди Крей. – Вернее, через две ночи, если очень постараемся.

– Мы постараемся, – пообещала Тина.

– Значит, в окрестностях замка Зейт, – сказал Ремт Сюртук.

– Именно там, – подтвердил Виктор ди Крей.

– А как мы освободим даму Адель? – спросила Тина.

– Дайте ввязаться в сражение, сударыня, – ухмыльнулся рыжий проводник, – и мы поглядим, что можно с этим сделать!

6. Восьмой день полузимника 1647 года

В Але говорят: «свинья и лошадь не строят общих планов, у них разные пути».Так и случилось: ди Крей и Сюртук, возможно, и могли выйти в дорогу той же ночью, но Тина, как выяснилось, сильно ослабла, а после сытной и вкусной еды еще и осоловела. Единственное, на что она оказалась способна, это продержаться пару часов в седле, пока проводники запутывали следы и уводили их маленький караван подальше от разгромленного замка. Со слов Ремта, живых в крепости не осталось, но вскоре наступит утро, и кто-нибудь наведается в замок. Или из деревни, или с тракта, или охотники вернутся с холмов. В любом случае вскоре следовало ожидать погони, вернее, поисков злоумышленников, и на такой случай имело смысл сделать все, чтобы их троих никто не нашел. Поэтому и двигались беглецы не вдоль тракта, а взяв несколько дальше к югу. Идея была проста, как хлеб и вода: с одной стороны, ты можешь срезать значительный кусок петляющей туда и сюда дороги, просто поднявшись к югу и спустившись к северу чуть западнее своего прежнего пути, а с другой стороны, маршрут беглецов был отнюдь не очевиден, и если не оставлять явных следов, то пойди найди их теперь во всех этих просторных лесах и горах.

Двигались почти до рассвета, так что Тина, едва способная держать глаза открытыми, смутно помнила, как добрались они до какой-то укромной лощины, спрятавшейся среди поросших лесом сопок. Ди Крей, прекрасно понимавший, по-видимому, в каком она состоянии, снял Тину с лошади, постелил ей под кустом давешний плащ, уложил на него, обращаясь с ней, как с малым ребенком, подложил под голову какой-то узел, накрыл другим плащом и оставил спать. Так что того, как разбивали бивак, Тина уже не запомнила, погрузившись в сон без сновидений.

Разбудила ее Глиф. Где обреталась пигалица все это время, Тина не знала. Преклонив колено перед лордом де Койнером в тот памятный день, девушка выпустила Глиф «на волю», и потом – даже и в узилище – очень волновалась, опасаясь, чтобы с крошкой не случилось ничего плохого. И вот Глиф нашлась, как, впрочем, и прежде, сама собой.

– Девочка! – щекотно шептало прямо Тине в ухо крошечное создание. – Девочка! Девочка! Де-во-чка! Не спись! Про…сн…и…сь!

Длинные слова или не давались Глиф вовсе, или требовали от нее невероятных усилий.