Прибыль.

Власть.

Империя.

Я заблевал кровью весь стол.

Глава 24

Следующие несколько часов превратились в хаос ощущений и размытых видений. Крики о яде, обвинения в предательстве, испуганные опровержения, отвергнутые подозрения — все это смешалось с моими попытками рассказать о мучивших меня болях, развеять мысли о заговоре, в то время как Ашья звала слуг, а отец и Аган Хан переносили меня в мои палаты.

Там маэстро Деллакавалло напоил меня своими таинственными зельями, и я забылся беспокойным сном.

Проснувшись утром, обнаружил, что старый маэстро сидит на краю моей постели.

— Как вы себя чувствуете?

— Усталым. — Я медленно сел. — Желудок...

— Он уже давно вас беспокоил?

— Да, — удивленно ответил я.

— И становилось все хуже?

Я кивнул, удивляясь, что Деллакавалло это известно. Он хмыкнул.

— Нелегко было убедить вашего отца, что яд тут ни при чем. Разумеется, я сразу это понял, как только увидел содержимое вашего желудка на столе, но доказательства требовались не мне. Вас не клонило в сон — значит это не мортксибия. И не слезы Эростейи, потому что вы не оцепенели. Не некркси, потому что кровь не вспенилась, когда я капнул в нее уксуса. Не зубная мантия, потому что ваш язык не почернел, не капироссо, потому что кровь шла из желудка, а не из заднего прохода...

— Меня не травили, — сказал я.

— Конечно, не травили, но всех остальных нужно было убедить. Почему вы никому не сказали, что больны, Давико?

Я посмотрел на свои одеяла. Я чувствовал себя усталым. Усталым и глупым.

— Не хотел казаться слабым.

Это и было глупо. Я не хотел казаться слабым — а потому мне становилось все хуже, пока наконец я не продемонстрировал свою слабость всем и каждому. Спрашивается, что мешало сразу додуматься? И вот теперь я лежу в постели, испортив ужин отца в компании ближайших союзников. И Фурии. При мысли о ней желудок перевернулся. Кошка, обожающая есть мышей. Я с усилием отогнал воспоминания.

— Все плохо? С желудком?

— Лучше, чем вы заслуживаете. — Деллакавалло пронзил меня взглядом. — Но хуже, чем должно быть.

— Но... я поправлюсь?

— Не знаю. Что бы вы на моем месте порекомендовали себе?

Я удивился такому ответу — а потом испытал облегчение, заметив привычную веселую искру в смотревших на меня глазах. Деллакавалло не стал бы спрашивать, если бы действительно тревожился. Это старая игра. Старая, добрая игра в травы и грибы, настойки и мази — в плетение Вирги, которое только и ждет, чтобы его увидели, исследовали и поняли.

— Калчикс, чтобы облегчить жжение в желудке?

— Хорошо. И?

Я мысленно перебрал различные растения, их ассоциации с мифами, богами, духами и фатами. Желто-зеленые лепестки и пушистые листья. Цвета целителя.

— Гакстосалвния. Исцеляющая раны.

— Как снаружи, так и внутри, — одобрительно кивнул Деллакавалло. — Что бы вы добавили к ней?

Я попытался сообразить, что бы выбрал он сам. То, что способно задержать ее. Помочь ей воздействовать на желудок изнутри.

— Хусская петрушка.

— Зачем?

— Чтобы сгустить кровь. Или пергаментная петрушка, если хусскую трудно отыскать.

— Очень хорошо! И еще одна трава. Лисий укус.

Я поморщился при мысли о горьких стеблях.

— Но она против инфекции.

— Верно. И работает. — Он поднялся. — Вы исцелитесь, Давико. Если бы вообще перестали думать, то смогли бы исцелиться самостоятельно и избавить нас от беспокойства. — Он сжал мое плечо. — И не тревожьтесь насчет Вступления. Несколько часов отдыха — и вы будете готовы к торжествам.

Мой желудок снова сжался. Я попытался изобразить равнодушие, когда боль скрутила внутренности, но провести Деллакавалло было нелегко. Его брови взлетели вверх.

— Ага... — Он сел обратно на постель. (Я осторожно дышал, дожидаясь окончания приступа.) — Теперь в этом больше смысла, — сказал врач.

— Не хочу казаться слабым, — сказал я, пытаясь усилием воли отогнать боль.

— Сфай. — Деллакавалло вздохнул. — Вы не слабы. Однако забудьте про лисий укус. Причина вашей боли — не инфекция, а язва. Мне следовало догадаться раньше, но этим недугом обычно страдают пожилые люди с тревожным характером. Обычно он не поражает молодых.

— Когда это мой разум был спокойным?

Я хотел сказать это небрежно, как бы шутя, но прозвучало очень серьезно — и правдиво. Волна горькой печали всколыхнулась внутри, и я отвернулся, пытаясь сморгнуть слезы. Когда мой разум был спокойным? Его всегда переполнял страх. Я всегда пытался выплыть в океане своей жизни.

Деллакавалло смотрел на меня с жалостью.

— Это важный вопрос, Давико. И только вы можете на него ответить. Ваша душа воюет сама с собой. И потому вы страдаете.