Медузы не перестают жалить, их щупальца скребут кожу. Я горю…

Горю…

— О чём ты думала? — Кендра ругает меня, когда я уже в нескольких шагах от причала. Пусть играет в маму сколько угодно. Я почти там. Ещё пару шагов.

— Я думала, что… — почувствовала — …увидела что— то.

— В воде?

— Да…

Ещё два шага. Жжение невыносимо. Я уже вся в волдырях, покрываюсь злой сыпью.

Я протягиваю к ней руку. Мне нужно, чтобы она вытащила меня.

Кендра берёт мою руку.

— Держись.

Я кладу свободную руку на край причала. Доски такие старые, что чувствую, как они прогибаются под моим весом. Медузы, к счастью, отлипают и уплывают обратно в воду.

Но та рука хватает меня за лодыжку. Теперь я не могу сдержать крик. Этот крошечный кулак сжимает сильнее, вонзает зазубренные ногти глубже в плоть. Как бы я ни дёргалась, оно не отпускает. Боль в тысячу раз хуже всех медуз вместе взятых.

— Что? — кричит Кендра. — Что случилось? Что это?!

— Вытащи меня, вытащи меня, вытащи меня…

Кендра обхватывает мою руку двумя руками и откидывается назад, падая на причал. Импульс выдёргивает меня из реки, вытягивая то, что схватило мою ногу. Сначала плечо ударяется о дерево. Затем вся правая рука. Я перекатываюсь на спину и смотрю на ногу, упираясь подбородком в грудь, чтобы увидеть, что меня держит.

Краб.

Разъярённый синий краб вцепился клешнёй в ахиллово сухожилие и не отпускает. Его свободная клешня поднята над головой, готовая щёлкнуть по всему, что приблизится. Крабы — такие ублюдки. Они не знают, когда нужно отпустить, упрямо хватая всё, что считают угрозой, хотя должны просто отцепиться и уйти.

Я дико дрыгаю ногой в воздухе, словно делаю какое— то судорожное упражнение, надеясь стряхнуть этого чёртова ракообразного, но чёртова штука не отпускает.

— Я сама. — Кендра замечает краба и бросается на помощь. Она подползает к моей ноге, но как только оказывается рядом, синий краб начинает щёлкать в её сторону. — Господи…

— Сними его, сними, сними…

Я продолжаю дёргать ногой, но он только сжимает сильнее. Его зазубренная клешня уже достала до кости, скребя малоберцовую, пока я не почувствовала, что она вот— вот треснет.

— …сними, сними…

Я топаю босой ногой по причалу. Заноза впивается в подошву, но любая другая боль — блаженство по сравнению с клешнёй краба, впивающейся в сухожилие.

— Не дёргайся!

Но я не могу остановиться. Надо продолжать топать, размахивать ногой, пока…

Краб наконец отпускает.

— Чёрт возьми, — кричу я.

Краб скользит по причалу по спирали. Он всего в паре футов от нас. Поднимается на сегментированные ноги, все шесть, и начинает защитный боковой шаг. Поднимает обе клешни в воздух, демонстративно угрожая.

Молитва. Вот на что это похоже. Этот синий краб воздаёт мне почести.

Приветствует меня.

Кендра отстраняется. Непонятно, что краб собирается делать, медленно двигаясь к нам.

Краб атакует. Он несётся по деревянным доскам с бешеной скоростью. Его сегментированные ноги стучат по причалу, бегут быстрее. Пена пузырей вырывается из ротовых пластин, бешено брызгая, чем ближе он подбирается, пока не оказывается прямо над нами.

Я бью ногой, отправляя ублюдка прямо с причала.

Плюх! Его твёрдый панцирь ударяется о поверхность реки и тонет.

Мы с Кендрой делаем паузу, чтобы прийти в себя. Перевести дух.

— Ты когда— нибудь видела… чтобы краб так себя вёл?

— Никогда.

Я опираюсь на локти и медленно поднимаюсь. Кожа такая красная, будто покрыта тонким слоем клубничного джема.

— Пошли, — говорю я, поворачиваясь спиной к Пьянкатанку и медленно ковыляя по причалу. Девчачья Ночь официально окончена в это воскресенье. — Отведу тебя домой.

ВОСЕМЬ

Я приклеиваю листовку с пропавшим Скайлером на стену и сосредотачиваюсь на плоском изображении его лица. Тысячи, десятки тысяч, может, миллион точек ксерокса складываются в его светлые брови, румяные щёки, тонкую переносицу. Точки, формирующие его глаза, похожи на созвездия звёзд вокруг двух чёрных планет.

Вот Андромеда… Вот Орион… А вот Скайлер, целая галактика пикселей.

Грейс вышла на связь. Эти видения её, не мои. Она пытается направить меня к…