Кюннет пожал плечами.

— Я д-действую согласно планам Киана Силакви, которые мы обсуждали ещё во времена его жизни.

— Он приблизил тебя за интеллект, — задумалась Ольтея, — но в остальном ты бесполезен и жалок. При этом сам ты должен подобное понимать, ведь повторюсь — мозги у тебя есть. Однако ты не желаешь, чтобы целители привели тебя в порядок: исправили речь, изменили тело. Превратили в мужчину, в конце-то концов! — её всё-таки задело, что женские прелести не вызвали у Сарга ровным счётом никакого интереса. — Почему же?

— Чем больше ты узнаешь чью-то душу-душу, тем меньше она для тебя становится. До тех пор пока мы слепы — в этой по-по… слепоте и наша душа, и наш мир-мир остаются целостными. Невредимыми. Но, к-как только мы прозреваем, мы видим и то, что мы сами — не более чем букашки.

— Что? — непонимающе посмотрела на него Ольтея и нахмурилась. — Очередные бредни! Чем больше узнаешь о чём-то, тем реальнее оно становится!

— Лишь если оно с самого начала было реальным.

Какое-то мгновение женщина смотрела на Сарга, а потом насмешливо фыркнула.

— Мо-можешь смеяться, — не меняя выражения лица произнёс Кюннет, — но ты пытаешься заниматься ровно тем-тем же, чем занимался Силакви.

— Это чем же?

— Делаешь себе игрушки из человеческих душ.

От силы пришедшего вдруг прозрения у Ольтеи перехватило дыхание.

— Так вот что сделал Киан? Сделал из тебя свою игрушку?

— Даже сейчас-сейчас, — произнёс он со своим треклятым заиканием, — ты-ты пытаешься заниматься всё тем же.

— Так ведь и я тоже букашка!

Сарг какое-то время молчал, водя губкой по её подбородку. Вода начала остывать.

— Букашка, поедающая других букашек, — наконец добавил он.

Ольтея обдумывала эти слова, пока невольный слуга намыливал её шею и горло, особенно усердно работая губкой между ключицами.

Женщине показалось прекрасным и даже в чём-то эпическим, что непримиримые враги могли вот так обсудить основания, по которым одна собиралась убить другого. Всё это было похоже на какую-то притчу из священных хроник.

— Почему ты боишься обращаться к лекарям? — внезапно спросила она, вернувшись к прежней теме.

Его лицо исказилось, будто сведённое судорогой.

Ольтея довольно ухмыльнулась, когда он промолчал. Тут была лишь одна букашка.

— Мне-мне нет н-нужды, обращаться к ним.

«Он лжёт», — произнёс внутренний голос.

«Я знаю», — мысленно улыбнулась женщина.

Императорская любовница отодвинула от себя его запястье, чтобы всмотреться в глаза Сарга Кюннета. Казалось удивительным находиться настолько близко от его ненавистного лица, чтобы иметь возможность разглядеть мельчайшие поры на коже, розовую кромку век и прикус зубов.

— Ты опасаешься, что вмешательство целителей изменит тебя, — произнесла Ольтея. — Что ты лишишься того, за что тебя приблизили — своего интеллекта. Станешь «нормальным» — и никому не нужным.

Вялое, отстранённое моргание.

— Я не боюсь, — мертвящий холод проник в его голос.

— Боишься, я вижу это. Ты находишь свою ущербность уникальной. Это выделяет тебя, позволяет быть нужным.

Вода с её волос капала в остывшую ванну.

— Но при этом, — она улыбнулась, — ты понимаешь, от чего отказываешься. Жертвуешь собой…

— Сейчас я нужен Империи, — Кюннет поднял губку, но Ольтея раздражённо отстранилась.

— Может быть. Но стоит ли она всего, что ты вынужден совершать? Боясь изменений, ты застрял в уродливой, переломанной, треснувшей оболочке. Ты хоть раз был с женщиной? Нет, это очевидно. Да они и не обращают на тебя внимание, верно? Даже императрица не считает тебя мужчиной, ведь иначе не доверила бы «уход» за женщиной.

Ольтея видела это с абсолютной ясностью.

— Мне всё равно, — его лицо побледнело.

— Это ложь, — продолжила она. Кюннет казался полностью опустошённым. — Ты хочешь приобщиться к «взрослым» играм, только ничего не получается. Но ты упёртый, верно? Сколько раз ты пробовал снимать шлюх?

Императорская любовница хихикнула, задрожав от восторга. Наклонившись вперёд, она прижалась своею влажной щекой к его щеке:

— Ты ведь пытался не только с женщинами, Сарг, — шепнула она.

От него пахло скисшим молоком.

— Кто это был? Мужчины? Дети? Животные? Ты настоящий урод…