Я понял, что не могу больше сидеть в этой комнате. Мой внутренний инженер требовал полной технической инспекции объекта. Объекта под названием «моё новое убогое жилище».

Я нашёл Тихона, который уже вовсю хозяйничал во дворе, пытаясь починить рассохшуюся бочку. Старик выглядел таким же древним и потрескавшимся, как и она.

— Тихон, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал по-господарски, а не как у человека, который только что проиграл битву с матрасом. — Проведи мне экскурсию. Я хочу видеть всё.

Старик посмотрел на меня с тревогой.

— Господин, вам бы полежать, силы поберечь…

— Тихон, если этот дом развалится на мне, пока я буду отдыхать, это не сильно поспособствует моему выздоровлению. Веди. Полный осмотр помещений. Считай это аудитом.

Старик, конечно, не понял, что такое «аудит», но слово, видимо, прозвучало весомо. Он вздохнул, отложил инструменты и подчинился. Мы вошли в центральное помещение дома, и я на мгновение замер. Если моя комната была просто бедной, то это место было… эпичным. В своей заброшенности. Огромный, гулкий зал с потолком высотой в два этажа, который, казалось, уходил во мрак. Здесь можно было бы устраивать пиры на сотню человек. Или снимать фильмы про вампиров. Декорации уже были готовы.

Вдоль стен, на выцветшей ткани, которой они были обиты, темнели идеальные прямоугольники. Призраки картин, ковров или гобеленов, которые когда-то здесь висели, создавая уют. Теперь эти пятна выглядели как следы от давно снятых улик на месте преступления. Пустые оружейные стойки у стены напоминали скелеты доисторических животных. А огромный, в человеческий рост, камин был чёрен от сажи и плотно затянут паутиной. Он был не просто холодным. Он был мёртвым.

«Интересно, — подумал я, разглядывая массивные дубовые балки под потолком. — Соединение „ласточкин хвост“. Ручная работа. Кто бы это ни строил, он знал своё дело. Рассчитано на века». Но, судя по всему, в середине этого срока у владельцев кончились деньги на ремонт. Это была не просто бедность, когда не хватает на еду. Это было медленное, системное угасание целого организма. И, к моему удивлению, где-то в глубине души я почувствовал укол тоски. Чужой, унаследованной тоски. Видимо, остаточный файл от предыдущего пользователя этой тушки. Раздражает.

— Покажи мне остальные комнаты, — сказал я, и мы двинулись дальше по скрипучим коридорам, которые отвечали на каждый наш шаг жалобным стоном.

Первая остановка — кабинет отца. Комната, где, очевидно, принимались все те гениальные бизнес-решения, которые привели поместье к нынешнему процветанию. Главным экспонатом был массивный дубовый стол. Его столешница была покрыта глубокими царапинами и тёмными пятнами, словно по ней годами били то кулаком, то тяжёлой кружкой. Свидетельство напряжённых переговоров. В основном, с самим собой. У стены стоял гигантский книжный шкаф. Пустой.

«Любопытно, — подумал я, проводя пальцем по пыльной полке. — Папаша не любил читать? Или книги ушли первыми в счёт долга? Судя по общему состоянию дел, ставлю на второе».

Мои пальцы наткнулись на доску, которая слегка просела. Тайник. Классика жанра. Внутри должна быть либо карта сокровищ, либо последняя бутылка заначенного алкоголя. Я подцепил её ногтем. Под доской была неглубокая ниша. И она была, разумеется, тоже пуста. Ну, почти. В дальнем углу лежал одинокий предмет. Я достал находку. Тяжёлая бронзовая печатка. На ней был выгравирован герб: оскаленная волчья голова, а под ней — два перекрещенных молота.

«Так, значит, мы были „Волки-Молотобойцы“ или „Кузнечные Псы“? Звучит брутально. Жаль, что не помогло».

Следующая дверь вела в покои матери. И эта комната была совершенно другой. Здесь было чисто. Пахло сушёной лавандой. Видно было, что Тихон заходит сюда и поддерживает порядок, как может. Но эта чистота лишь подчёркивала пустоту. Маленький туалетный столик был гол. Шкатулка для драгоценностей, сделанная из резного дерева, была открыта. Внутри, на истлевшем бархате, лежал только старый деревянный гребень. Ни колечка, ни серёжки, ни даже дешёвой брошки.

В этой комнате не было места сарказму. Это была история не о плохом управлении, а о тихом отчаянии. История женщины, которая пыталась удержать рушащийся мир из последних сил, продавая свои воспоминания по одному.

«Теперь понятно, — заключил я, когда мы вышли. — Это была не внезапная катастрофа. Это было медленное кровопускание. Продавали всё по частям. Ковры, оружие, книги, украшения… Классический случай плохого финансового менеджмента, растянутого на годы».

Мы вернулись в большой зал. Я демонстративно сел в единственное уцелевшее кресло у холодного камина. Оно явно предназначалось для главы рода, и я решил, что пора начинать вживаться в роль. Нужно было завершить сбор анамнеза.

— Тихон, — сказал я, глядя на старика, который стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу. — Расскажи мне всё. Как? Почему? Болезнь забрала мою память, но я должен знать правду о своём роде. Без утайки. Я хочу знать полную историю нашего банкротства.

Старик тяжело вздохнул, словно я попросил его поднять непосильный груз. Он сел на простую скамью напротив и начал свою исповедь.