Первая сварка прошла успешно. Пакет стал вдвое толще и короче, а количество слоёв удвоилось до двадцати двух. Теперь начиналась долгая, монотонная, изнурительная работа.

Я снова нагрел брусок и начал его «протягивать» — расковывать обратно до первоначальной длины, делая его тоньше и длиннее. Затем — снова в огонь, до сварочного жара.

На этот раз я сложил его перпендикулярно первому сгибу. Это должно было усложнить внутреннюю структуру, сделать узор будущего клинка более интересным и хаотичным.

Снова флюс. Снова удары молота. Снова сноп искр. И вот у меня в руках уже заготовка из сорока четырёх слоёв.

Процесс повторялся. Нагрев. Складывание. Сварка. Протяжка. Снова и снова.

Кузница наполнилась своим собственным, первобытным ритмом. Рёв мехов. Гудение пламени. И оглушительная, звонкая песнь молота, бьющего по раскалённой стали. Это был танец. Танец человека, огня и металла.

Эта работа изматывала. Моё слабое тело работало на абсолютном пределе. Пот заливал глаза, смешиваясь с сажей. Мышцы рук, спины и плеч горели огнём. Рубаха насквозь промокла и прилипла к телу. В перерывах между нагревами я падал на скамью, тяжело дыша, и жадно пил воду из кружки. Но я не чувствовал усталости. Я был в «потоке». В том самом состоянии предельной концентрации, когда мир вокруг исчезает, и остаётся только ты и твоя работа. Мои глаза горели азартом инженера, который в реальном времени наблюдает за успешным ходом сложнейшего технологического процесса, который он сам спроектировал и запустил.

Тихон, видя это, работал мехами с удвоенной, почти фанатичной силой. Он уже давно перестал что-либо понимать. Он просто видел, как на его глазах его молодой, хилый господин творит настоящие чудеса, превращая кусок железа в нечто невероятное. Он чувствовал, что участвует в чём-то великом.

Восемьдесят восемь слоёв. Сто семьдесят шесть. Триста пятьдесят два. Шесть часов непрерывной, адской работы.

После седьмого складывания, когда количество слоёв в заготовке перевалило за тысячу четыреста, я решил, что достаточно. Дальнейшее усложнение структуры было уже нецелесообразным и могло привести к выгоранию углерода.

Я провёл последнюю, чистовую проковку, формируя из многослойного бруска аккуратную, плотную прямоугольную заготовку — билет. Я не стал остужать его в воде, чтобы не создавать внутренних напряжений. Я просто оставил его медленно остывать в тёплой золе у края горна.

Когда заготовка остыла настолько, что её можно было взять в руки, я приступил к финальному анализу. Внешне это был просто тёмный, чистый брусок металла. Но мой Дар видел совершенно иную картину.

[Объект: Заготовка, дамасская сталь (1408 слоёв)]

[Структура: Ультратонкая, ламинарная. Слои полностью интегрированы. Дефекты сварки: отсутствуют.]

[Магические каналы: Стабильны, переплетены со структурой, образуя сложную, плотную сеть.]

Я смотрел на эту картину и чувствовал восторг. Я видел не просто слои, а тончайшую, переплетённую, почти органическую структуру. Слои стали и железа были настолько тонки и так плотно сварены, что образовали единый композитный материал, обладающий одновременно и твёрдостью, и упругостью. А магические каналы внутри него теперь образовывали не просто параллельные линии, а сложную, запутанную сеть, похожую на нейронную сеть моего собственного мозга.

Я держал в руках эту заготовку. Она была тяжёлой, плотной и казалась… живой. Я добился своего.

— Теперь-то меч, господин? — с надеждой спросил Тихон, глядя на мой шедевр.

Я посмотрел на него и покачал головой.

— Нет, Тихон. Теперь у нас есть материал. Идеальный материал. А вот теперь… — я положил заготовку на наковальню, — теперь начнём ковать меч.

Следующим этапом было придание этому совершенному материалу совершенной формы.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Ночь была нашим союзником. Она скрывала дым, который тонкой струйкой уходил в звёздное небо, и приглушала звуки, которые не должны были слышать чужие уши. В кузнице было жарко, как в сердце вулкана. На наковальне, остывая после финальной проковки, лежала она — идеальная, плотная заготовка моей будущей стали, результат многодневных трудов, провалов и озарений.

Я стоял перед горном, чувствуя, как его жар осушает кожу. Я был спокоен. Это было спокойствие хирурга перед началом сложнейшей операции. Я прогнал этот этап в голове сотни раз. Каждый удар, каждое движение.

— Тихон, — позвал я старика, который стоял у мехов с лицом, полным торжественной тревоги. — Сегодня работа будет долгой и тяжёлой. Мне нужен будет постоянный, сильный жар. Ярко-оранжевый, переходящий в жёлтый. Ни в коем случае не перегревать до белого, иначе мы выжжем углерод и вся наша работа пойдёт насмарку. Твоя задача — мехи. Слушай мои команды. От тебя зависит температура, от меня — форма.

— Слушаюсь, господин, — твёрдо ответил он. Он уже не сомневался. Он верил.

Я взял заготовку длинными клещами. Она была тяжёлой, плотной. Я поместил её в ревущее пламя горна и смотрел не столько на цвет металла, сколько «внутрь» него, своим Даром. Я видел, как тепло равномерно проникает вглубь, как тысячи слоёв стали начинают светиться изнутри, как пробуждаются и начинают вибрировать голубые магические каналы.