Я сделал пометку на полях чертежа: «Проверить разные породы дерева на „энергопроводимость“ с помощью Дара». Рукоять должна была стать идеальным переходником между энергосистемой моего тела и магическими каналами клинка.

И, наконец, навершие. Оно по-прежнему выполняло функцию противовеса для идеального баланса. Но я добавил ему новую роль. Я нарисовал навершие не круглым, а дисковидным, с идеально плоской площадкой сверху.

«Это будет „порт дополнительного питания“, — решил я. — В критический момент я смогу приложить сюда ладонь второй руки и „дать буст“, влить в клинок двойную порцию энергии для решающего удара. Режим форсажа».

Я встал и отошёл от своих досок. Передо мной была разложена полная, детализированная схема оружия, какого, я был уверен, ещё не видел этот мир. Это был синтез металлургии, физики, эргономики и моей новой, едва понятной мне самому «мана-динамики».

Тихон, который всё это время с благоговением наблюдал за моим лихорадочным творчеством, подошёл и посмотрел на чертежи.

— Я ничего не понимаю, господин, — честно признался он. — Это не похоже на чертёж меча. Это похоже на какие-то колдовские знаки… на карту сокровищ.

Я посмотрел на свои творения и усмехнулся.

— В каком-то смысле, ты прав, Тихон. Это не просто меч. Это теория. Теория о том, как взять законы этого мира — и физические, и магические — и превратить их в оружие.

Я чувствовал не страх перед предстоящей работой, а дикий, первобытный азарт учёного перед великим экспериментом. Мой план выживания превратился в амбициозный, почти невыполнимый научно-исследовательский проект. Я смотрел на свой идеальный чертёж. Теория была совершенна.

Теперь оставалось самое сложное — воплотить её в металле.

Я стоял перед своими чертежами, разложенными на досках, и чувствовал себя творцом, который только что спроектировал восьмое чудо света. План был идеален. Теория была безупречна. Каждый элемент будущего клинка был продуман с точки зрения физики, эргономики и даже моей новой, едва понятной мне «мана-динамики».

Но теперь, когда пришло время переходить от теории к практике, я столкнулся с фундаментальным парадоксом, известным любому металлургу со времён первого железного века. С дилеммой, которая заставляла кузнецов рвать на себе волосы и приносить жертвы богам. С проблемой «твёрдости против упругости».

Я подозвал Тихона, который с благоговением смотрел на мои схемы, как на священные письмена.

— Подойди, — сказал я. — Сейчас будет небольшой наглядный урок.

Я взял с верстака два образца моих прошлых неудач. Сначала — осколок хрупкого, блестящего чугуна.

— Смотри, Тихон. Вот здесь очень много углерода. Металл стал твёрдым, как камень. Лезвие из него было бы невероятно острым, оно могло бы брить волос. Но, — я сжал осколок в руке и с хрустом раздавил его, осыпав пол блестящей крошкой, — он хрупкий, как стекло. Один сильный удар о щит — и такой меч разлетится на куски.

Затем я взял другую пластину — ту, что согнулась на наковальне.

— А вот здесь углерода почти нет. Это железо. Оно никогда не сломается, его можно согнуть в узел. Но оно и заточку держать не будет. Лезвие из него затупится о плотный суконный кафтан. Им можно только бить, как дубиной.

Я посмотрел на старика.

— Идеальный меч, — заключил я, — должен быть и стеклом, и железом одновременно. Иметь острейшее, твёрдое лезвие и упругую, прочную сердцевину, которая гасит удары. Сделать это из одного, цельного куска металла — моностали — почти невозможно. Это всегда будет компромисс. А я, Тихон, не люблю компромиссов.

Я смотрел на свои ресурсы: у меня была технология получения сверхчистого, но мягкого железа. И у меня была технология, теперь уже контролируемая благодаря моему Дару, превращения его в высокоуглеродистую, но хрупкую сталь. У меня было два разных материала. Два полюса. И тут в моей голове всплыли воспоминания из прошлой жизни. Не о формулах и графиках. О моём старом увлечении историей. Я вспомнил документальные фильмы о мечах викингов, статьи о японских катанах, книги о легендарной дамасской стали.

И меня осенило.

Решение было не в создании нового, идеального сплава. Решение было в гениальной комбинации уже существующих.

— Мы не будем делать меч из одного куска, Тихон, — сказал я, и мои глаза загорелись азартом. — Мы испечём «слоёный пирог».

Я взял два куска угля, один твёрдый, другой помягче.

— Представь, что это — тонкие пластины. Одна из твёрдой стали, другая — из мягкого железа. Мы сложим их вместе, вот так, — я положил их друг на друга, — нагреем добела и «склеим» с помощью молота. Получится двухслойный брусок. Потом мы сложим его пополам и снова «склеим». И снова. И снова. Твёрдые слои дадут нам остроту будущего лезвия, а мягкие слои будут работать как амортизаторы, как пружины, не давая клинку сломаться при сильном ударе.