Но я его уже не слушал, потому что что-то в этом было неправильное, нездоровое.

— Он следит за своим аквариумом как за пациентом в реанимации, — пробормотал я вслух.

Это была не просто забота увлеченного любителя. Это была почти одержимость. Скрупулезное, ежедневное ведение «истории болезни» своего маленького подводного мира. Он контролировал десятки параметров. Зачем такая дотошность? Что заставило его начать вести этот журнал?

Я дошел до последней записи, сделанной до попадания в больницу: «Воскресенье. Температура +25. pH 7.2. Вода кристально чистая. Рыбки активны. Новые улитки, кажется, прижились. Отлично справляются с налетом на стеклах».

Я захлопнул книжку. Запись о новых улитках почему-то зацепила мое внимание, хотя я и не мог сразу понять, почему. Я инстинктивно чувствовал, что это — оно. Та самая незначительная деталь, которую все, и я в том числе, проигнорировали. Это не было лирическим отступлением. Это была улика.

В этот момент дверь палаты резко распахнулась.

— Что вы здесь делаете?! Это личные вещи моего отца!

На пороге стояла молодая женщина с заплаканными глазами. Та самая, с фотографии. Дочь. Она смотрела на меня с шоком и возмущением, видя в моих руках записную книжку отца.

Я спокойно повернулся к ней, положив книжку на тумбочку.

— Простите. Я — адепт Разумовский, лечащий лекарь вашего отца.

— И это дает вам право рыться в его вещах?! — ее голос дрожал от гнева и страха.

— Да, — ответил я ровно, глядя ей прямо в глаза. — Это дает мне шанс спасти его жизнь. Сейчас мне нужна любая, даже самая незначительная зацепка. И я ищу ее здесь.

Мой спокойный тон подействовал. Ее гнев угас, сменившись растерянностью и отчаянием. Она медленно вошла в палату и опустилась на стул, закрыв лицо руками.

— Простите… — прошептала она. — Я просто… я так испугалась. Как он? Мне сказали, что его увезли в реанимацию…

— Мы его стабилизировали, — сказал я, присаживаясь напротив. — Но, честно говоря, я в тупике.

Она подняла на меня свои полные слез глаза.

— Но вы же лекарь! Как вы можете не знать?!

— Иногда честность — лучшее лекарство, — ответил я. — Я перепробовал все стандартные методы. Они не работают. Его болезнь не похожа ни на что из учебников. Мне нужна новая информация. Информация, которой нет в истории болезни.

Она молча кивнула, вытирая слезы.

— Расскажите мне о его привычках, — попросил я. — О его увлечениях. Может, в последнее время появилось что-то необычное? Новое хобби? Новая еда? Что угодно.

Она надолго задумалась, перебирая в памяти последние месяцы.

— Да ничего такого… Все как обычно. Книги, прогулки, пока мог ходить… Ах, да. Рыбки.

— Рыбки? — я подался вперед.

Она раздраженно махнула рукой.

— Его дурацкий аквариум. Он с ним носится, как с ребенком. У него рыбки болеют уже месяца три, если не больше. Я ему сто раз говорила: папа, выбрось ты их, купи новых. А он все лечит их, возится с какими-то порошками, капельками…

Слово «месяца три» прозвучало как ключ, отпирающий давно запертую дверь в моей памяти. Я замер, и все посторонние мысли исчезли.

— Три месяца? — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. — Вы помните, когда именно они заболели?

Она пожала плечами.

— Ну… где-то в конце весны, кажется. В мае. А что?

Конец весны. Первые симптомы у Шевченко — мышечная слабость, утомляемость — тоже появились в конце весны.

— Двуногий! — взвился Фырк у меня в голове. — Совпадение? Не думаю!

Я вскочил со стула, схватил со стола историю болезни и начал лихорадочно ее листать. Все это время я был зациклен на главном симптоме — мышечной слабости. Все лечили мышцы, нервы, иммунную систему, считая кожную сыпь чем-то побочным, незначительным, проявлением общего недомогания. Белым шумом.

А что, если все было наоборот? Что, если болезнь начиналась не с мышц, а с кожи?

Мой палец замер на строчке, написанной моей же рукой несколько дней назад при первом осмотре: «Периодическая кожная сыпь, похожая на крапивницу».

В голове, до этого забитой сложными иммунологическими теориями, вдруг стало ясно и пусто. Словно из комнаты, заваленной мебелью, вдруг вынесли все лишнее, оставив только суть.

Кожная сыпь плюс контакт с аквариумной водой равно… равно инфекция через кожу. Это же лежит на самой поверхности!

Шевченко, ухаживая за своим аквариумом, неизбежно опускал в него руки. Чистил стекла, пересаживал растения, убирал мусор. Любая, даже самая микроскопическая царапина на коже, любой заусенец становился входными воротами для инфекции. Для какой-то твари, которая живет в этой воде.