— Странно, а я думал, ты изначально человек герцога.

— Нет-нет, — замахал руками Вроцлав. — Я родился верстах в сорока отсюда у слуг барона Скоробогатова. Когда вырос, произошло… недопонимание со старым хозяином, я был вынужден уехать. Только родителям мой отъезд все равно не помог, Скоробогатов им житья не дал. Сначала у матери сердце прихватило, а через день и отец за ней ушел, не выдержал.

Вроцлав говорил это нарочито спокойно, но на его виске билась тоненькая жилка.

— И в чем же состояло недопонимание, приведшее к таким фатальным последствиям?

— У Скоробогатова был любимый слуга, Анисим. Жуткий лизоблюд. А у Анисима росла дочка, скорбная умом. Марфой звали. Говорила так, будто во рту горячую картошку держит, ничего не разобрать. И слюни у нее постоянно текли. Но на мужиков вешалась, просто тихий ужас какой-то, от нее все шарахались. Тело-то своего хотело, а ума, чтоб себя в узде держать, там отродясь не завозили. И придумал Анисим Марфу замуж выдать с тем расчетом, если загуляет, то дите хотя бы в законном браке родится.

— А тебя, выходит, ей в женихи назначили?

Вроцлав кивнул.

— Но ведь крепостного права у нас нет. Что за новости?

— Если барон чего-то хотел, он это получал любой ценой. Матушка моя, когда поняла, к чему дело катится, собрала мне вещи, денег на дорогу дала и под покровом ночи отправила вон с наказом хотя бы несколько лет у них не появляться. Если бы только знал, что в последний раз тогда родителей видел…

Мы помолчали, думая каждый о своем.

— Я до города добрался, стал думать, куда бы пристроиться. А тут прошел слух, что герцог Новак себе грамотных людей ищет. Я отправился к нему, переговорили, да я и подписал бумаги. Очень уж ему потрафило, что я вроде как его земляк, пусть и не по месту рождения.

— А Иоланта?

— Единственная память о моей возлюбленной Ульяночке. Ульяночка родами умерла, я остался с Иолантой на руках.

— Подожди, выходит, ты с женой своей уже здесь познакомился. А где тогда ее родня?

— Ульяночка осиротела рано, в Пятигорье работала. Я туда по делам отправился, как увидел её в цеху — пропал. Сделал предложение честь по чести, с герцогом договорился и забрал её к себе. Как же мы счастливы были! Жаль, что так недолго…

Мы вновь замолчали.

— Получается, оставшись со мной, ты против своего договора с Новаками выступил? — вдруг дошло до меня.

— Нисколько, — Вроцлав довольно ухмыльнулся. — Меня нанимали на должность управляющего усадьбой и контролера над Пятигорьем. Я свои обязанности исполняю.

— А ты знаешь, где могила Марка Антоновича? — мне в голову пришла одна интересная мысль.

— Конечно, — кивнул Вроцлав. — Я ж его и провожал со слугами. Из господ только ваша матушка изъявила желание присутствовать на похоронах, но герцог ей запретил, она тогда в тягости была.

— Мною?

— Нет. У вас должен был младший братик или сестричка родиться, но… никто не знает, что произошло, вскорости ваша матушка скинула ребенка. Едва сама после этого оклемалась. Доктор, что ее наблюдал, до последнего сомневался, что выживет.

В памяти Демьяна подобного эпизода не отыскалось, из чего я сделал вывод, что он в ту пору был слишком мал, чтобы понимать происходящее. Что же, счет подлостей Новаков, и без того немалый, только что вырос. Не сомневаюсь, что в гибели моего нерожденного сиблинга виновны именно домашние. Скорее всего, старшая жена. Запомним, запомним.

М-да, сплошные смерти и трагедии повсюду. Не-не, хватит! Пора чашу весов в другую сторону качнуть, вернуть баланс. А пока…

— Расскажешь, как найти могилу старого управляющего?

Вроцлав порывался пойти со мной, но мне нужно было проделать то, что я собирался, в полном одиночестве, поэтому я, выяснив, где лежит Марк Антонович, убедил Вроцлава, что не дело оставлять Иоланту и Василису одних. Судя по его взгляду, он и сам сообразил, что был неправ, поэтому согласился, что нам лучше разделиться. Однако настоял на том, чтобы я взял с собой хоть какое-то оружие, и даже принес с кухни несколько ножей, которые я сразу же забраковал. Похоже, слуги уволокли с собой все мало-мальски удобное, поскольку этими тупыми поделками даже картошку было стремно резать. Пришлось брать верную лопату, к которой я уже приноровился.

Управляющий лежал на старом погосте, где я еще не был; та несчастная угоревшая семья и девочка, которой я открыл проход в свет, покоились на новом кладбище. Мне же предстояло пройти чуть дальше и правее.

Я шел через поля, положив лопату на плечо, и размышлял. Перед глазами стояла переданная Цапом картинка: ворота поместья, где скрылся экипаж с человеком (человеком ли?), который приходил ради того, чтобы проинспектировать своего подопечного, того самого франта, которого я лишил возможности обращать людей в скверну. И герб поверх арки ворот. Такой родной и до боли знакомый.