В его заведении такая сумма была равна недельной выручке.

— Хорошего вина, — сказал я. — Не того, что ты подаешь обычно. А самого лучшего, что у тебя есть в подвале. Три бокала и немного твоего времени.

Бармен в одно движение сгрёб монеты, кивнул и скрылся в подсобке. Через минуту он вернулся с пыльной бутылкой и тремя относительно чистыми бокалами. Он налил нам и себе тёмно-рубинового, ароматного вина.

— Я слушаю, — сказал он, понизив голос и с подозрением бросив быстрый взгляд на спящих пьянчуг.

— Мы люди не местные. И заметили на фасаде храма историю королевской семьи. И вот, нас заинтересовала история, — начал я так же тихо. — История королевской семьи в целом и в частности, принцессы Мирианиды, старшей сестры короля.

Бармен напрягся. Его рука, протиравшая стойку, замерла. Это была та самая запретная тема.

— Я ничего не…

— Да ладно, дядя, — сгримасничал я. — Понятно, что мы не ищейки Цербера и мы тебя не сдадим. Мы хорошо заплатили за вино и разговор во время его пития. А вот кто нам что-то рассказал, мы под влиянием алкоголя забываем в ту же секунду.

Золото и обещание анонимности сделали свое дело. Бармен сглотнул, снова покосился по сторонам и наклонился к нам ещё ближе. Его голос превратился в едва слышный шёпот.

— Об этом не говорят, — прошипел он. — За такие разговоры можно оказаться в подвалах Цербера. Но раз вы платите… Жители города, те, кто старше тридцати, помнят старые слухи. Когда Коннэбль был ещё молодым принцем, он был вторым в очереди на трон. Первой была его старшая сестра, Мирианида. Говорят, она была умной, красивой, хотя и острой на язык, но народу она нравилась. Правда, по традиции на трон восходит старший мужчина в роду, но это не строгое правило. А Коннэбль на пару лет младше, он был жестоким и наказывал слуг пытками. И вот однажды… так говорят, во время охоты, произошёл несчастный случай. Принцесса упала с лошади и напоролась на острый сук. Прямо в грудную клетку. Правда, саму ветку не нашли, что странно. Народу тогда ничего толком не объяснили.

Он сделал паузу, наливая себе немного вина дрожащей рукой и залпом выпивая.

— Конечно, народ тогда шептался по углам… Ну, какой к лешему несчастный случай? Выгодно-то это всё принцу Коннэблю и он там был, а рыцарей и королей сызмальства учат пользоваться мечом и кинжалом. Я не берусь утверждать, но небось, он её и прирезал. Потому что даже если принцесса не заходит на престол, она бы просто нашла муженька помордастее и выдвинула бы его в короли.

— Как так? Муж принцессы — он же просто бедный родственник и всё? — задал вопрос я.

— А вот так. По традициям Южного Инзера трон наследует старший мужчина в основной наследственной ветви и воцарился бы тогда зятёк, особенно если бы он нашёл общий язык со знатью и народ бы не взбунтовался. И тогда бедным родственником был бы Коннэбль. Тем более, что правило не строгое, принцесса тоже может воцарить, то есть, того… вкоролевить. Не знаю, как правильно, уж простите, грамоте не шибко обучен.

— Ничего, смысл ясен. А сколько лет было принцессе… Ну, когда она того, на сук напоролась? — спросил я.

Бармен задумчиво почесал криво побритый подбородок.

— Вообще-то, ей лет пятнадцать было. Ещё бы три года и ей бы пришла пора замуж… Но тут странное дело, если уж вы упоминали древо на храме… Короче, там получается, что ей было старше.

— Судя по надписи на древе, — подсказал Рэд, — Мирианида умерла в возрасте двадцати шести лет.

Бармен кивнул гривой и отхлебнул из бокала сразу половину порции.

— Вот это и странно. Вроде примерно пятнадцать было или около того, а теперь получается, вроде и двадцать шесть… Может, память меня подводит… Да не, не сходится. И в то же время это древо на храме! Оно же не может врать…

— Ну да, ну да, — ответил я. — А в двадцать шесть она бы уже, как ни крути, была бы замужней?

Бармен усмехнулся.

— Да уж, конечно, девка с таким происхождением и статусом в старых девах не засидится, даже если бы она была кривая и больная. Должен быть муж, то есть вдовец… Ну, если ошибки нет в древе. Хотя, откуда бы там взяться ошибке, это же не надпись на стене у сортира.

— А спросить у кого-то из властей? — невинно предложил Рэд.

— Да ты что, — аж присел бармен. — Голова, что ли, лишняя у тебя? Кто был любопытным в нашем городе, тот с появлением Цербера стал исчезать, причём иногда такого шибко умного арестовывали прямо среди белого дня, а потом он пропадал. И желания спрашивать теперь уже про пропавшего дураков не было. Народ быстро смекнул, что длинный язык в славном городе Лемез ведёт в могилу через подвалы главной управы городской стражи, логова Цербера. И вы тоже, не вздумайте спрашивать. Кто любопытный, тот долго не живёт.

— А кто вообще ведает древом? Ну, заполнением рисунка, датами там, надписями?

— Известно кто. Великий библиотекарь, глава архива и библиотеки королевства, он же королевский летописец и главный в городе грамотей.

— И что он за человек, этот Великий…?

— Ну, Великим-то его никто не называет, а просто Библиотекарем. Живёт такой у нас в городе, ага. Хлеб жуёт. Старый книжный червь боится Цербера до икоты. Чуть что, сразу же пугается, собственной тени боится. Однако и лишних вопросов на задаёт и когда ему задают, не приветствует. Чуть что, бежит докладывать Церберу… Ну… Так говорят.