— Ты только сейчас заметила? — Мавка фыркнула, но голос ее дрогнул. Она присела, проводя ладонью по мху, покрывавшему землю. — Смотри.

Мох был мягким, почти бархатистым, но под пальцами светлого духа он вдруг сжался, будто живая плоть, и забился, словно сердце. Она отдернула руку, бледнея.

— Он… он двигается.

— Не трогай ничего, — прошептала Навка, и в ее голосе впервые зазвучал страх. — Этот лес помнит. Он чувствует.

Мы двинулись дальше, но теперь земля под ногами казалась чуждой, враждебной. Корни цеплялись за сапоги, ветви хватали за одежду, а воздух сгущался, превращаясь в сизую пелену.

Я чувствовал, как пот стекает по спине, как сердце колотится в такт какому-то древнему ритму, который пульсировал сквозь почву. Где-то вдали завыл ветер — долгий, протяжный стон, будто сама чаща оплакивала свою судьбу.

— Мы должны повернуть назад, — пробормотала Мавка, но тут же вскрикнула — позади нас что-то грохнуло.

Мы обернулись в унисон. Там, где только что был проход, теперь стояла стена из колючего кустарника, его ветви сплетались с нечеловеческой скоростью, шипы блестели, как клыки.

— Нас ведут, — сказала Навка тихо. Ее посох дрожал, руны вспыхнули ярче. — Лес не хочет нас отпускать.

Больше не было пути назад.

Время потеряло смысл. Часы слились в бесконечную череду шагов, сдавленного дыхания и взглядов, бросаемых через плечо. Луна, которая сначала висела над верхушками деревьев, исчезла — небо закрыла пелена черных туч, и лишь изредка багровые молнии разрывали тьму, освещая лес на миг кровавым светом. В эти мгновения я успевал заметить то, что заставляло кровь стынуть: силуэты, слишком высокие для человека, скользящие между стволами; тени, которые дышали; глаза, мерцающие в гуще, как угли.

— Они следят, — прошептал я, чувствуя, как горло сжимается.

— Кто? — Мавка облизала пересохшие губы.

— Те, кто здесь жил. Или… что здесь жило.

Навка не ответила. Она шла, уткнувшись взглядом в землю, шепча что-то под нос — заклинание, молитву или проклятие. Ее силуэт мерцал в темноте, будто она сама становилась частью этого проклятого места.

Пурген, двигаясь за ней, сильно нервничал, и мне постоянно приходилось контролировать его, чтобы не сбежал и не потерялся в этих колдовских дебрях.

И тогда лес начал меняться.

Сначала я подумал, что это игра моего уставшего разума — стволы стали тоньше, почти прозрачными, как дым. Воздух наполнился звоном, похожим на голос хрустальных колокольчиков, но в нем не было ни капли мелодичности — только ледяная, режущая слух вибрация. Земля под ногами дрогнула, и я едва удержался на ногах.

— Что происходит?! — Мавка схватила меня за рукав.

Навка вскрикнула. Перед нами, будто складки на ткани реальности, лес разорвался. Тишина.

Мы стояли на поляне, но такой, какой не должно было быть в этом лесу. Трава здесь была серебристой, каждый стебелек светился изнутри, как будто впитал лунный свет. Цветы, черные, с лепестками, острыми как бритвы, колыхались в незримом ветре. А в центре, будто сердце этого кошмара, стояла избушка.

Она была старой — настолько старой, что казалось, будто время сплело ее из теней и страхов. Бревна, почерневшие от непогоды и чего-то еще, скрипели, смещаясь под невидимой тяжестью. Окна, узкие, как щели, светились мертвенным зеленоватым сиянием. Этот свет не был ни огнем, ни магией — он пульсировал, словно живой, и в его глубине что-то шевелилось.

— Ни за что, — прошептала Мавка, отступая. — Мы не пойдем туда.

— У нас нет выбора, — голос Навки звучал отрешенно. Она подняла руку, и мы увидели — вокруг поляны, там, где должен был быть лес, теперь висела пелена абсолютной тьмы. Она клубилась, приближаясь, поглощая серебристую траву.

— Они идут, — сказал я. Не знаю, откуда взялась эта уверенность, но я знал — то, что скрывалось в лесу, теперь вышло на охоту. Дверь избушки скрипнула.

Запах ударил в ноздри и проник внутрь — сладковатый, как гниющие фрукты, с примесью железа и пепла. Внутри было тесно: низкий потолок, почерневшие стены, уставленные склянками с мутными жидкостями. Посреди комнаты стоял стол, покрытый желтой тканью, а на нем — свеча. Ее пламя было зеленым.

— Добро пожаловать, путники, — голос прозвучал сверху.

Мы вздрогнули. На лестнице, ведущей на второй этаж, стояла женщина. Вернее, то, что когда-то было женщиной. Ее кожа была серой, как пепел, волосы — белыми и жидкими, словно паутина. Но глаза… глаза горели тем же зеленым огнем, что и окна.

— Я ждала вас, — она улыбнулась, и ее губы треснули, обнажив черные десны. — В этом лесу все дороги ведут сюда.

Навка шагнула вперед, преображаясь в злобного духа крови и мести.