В общем, то, что он дёргался физически, мне почти не мешало, как и его попытки атаковать… А вот хаос в мыслях и чувствах, коктейль из страха, ненависти, отвращения и недоумения — всё это значительно мешало сканированию. Простой мыслеприказ «Успокойся!» решил бы эту проблему, но при этом необратимо травмировал бы пациента. Слишком много глубоких установок пришлось бы сломать.

У земного Homo sapiens sapiens два механизма реакции на угрозу: гормональный и нейронный. Эти два очага подпитывают друг друга, образуя контур с положительной обратной связью. Гормоны «подгоняют» мозг, а возбуждённый гормонами мозг посылает команды железам — вырабатывать ещё больше гормонов. У моего лабораторного образца всё оказалось ещё сложнее, так как в этот контур добавилась третья физиологическая система: магическая аура, в работе которой я понимал меньше, чем руинный бандит — в физике плазмы. Очевидно только, что с ней эмоции людей этого мира становились более сильными и более… Хм, стойкими, что ли? Земной человек не может орать и бесноваться пару часов кряду, он «выдохнется», сработают механизмы торможения (хотя опытный актёр может ИЗОБРАЖАТЬ бешеный гнев и дольше — но к реальным эмоциям это не относится). Местный — может совершенно искренне. Чувства подпитывают магию, а магия усиливает чувства.

Признаюсь честно, несмотря на все усилия мне самому удалось понять от силы треть того, что я проделывал. Хотя мозги у меня работают так, как и под ноотропами последнего поколения не бывает — но есть пределы и для них. Прогулялся по ассоциативным цепочкам, некоторые ослабил, другие усилил. Добавил в память компенсирующие образы, усилил критическое восприятие, прописал несколько механизмов отрицательной обратной связи, донастроил гипоталамус.

— Ты мерзость! — прорычал Нигун. — Прекрати копаться у меня в мозгу!

Но в его голосе недоставало прежней убеждённости. Он искал в себе прежний фанатизм, священную ярость, способную стать источником духовной силы, дать уверенность в бою даже против многократно превосходящего противника — и не находил.

— Ты просишь или требуешь? — уточнил я.

— Требую… — ещё менее уверенно заявил он.

— А извини, на каком основании требуешь? Твои боги для меня не авторитет, законы твоей страны — тоже. По праву силы ты тоже ничего требовать не можешь, потому что сильнее здесь я.

Он осел бы прямо на пол если бы я телекинезом не подтолкнул его на ближайший диван.

— Что… Что ты сделал с моей головой? Раньше это бы меня не остановило, но сейчас я… Я вижу смысл в твоих словах! Это чудовищно! Ты украл мою веру, колдун!

— По правде сказать, немного у тебя было той веры, если её так легко украсть. То, что ты называл верой, Нигун, было всего лишь психологическим защитным механизмом. Ты с детства боялся принимать решения, вот и начал перекладывать ответственность на безошибочных, как тебе казалось, богов. Боги одновременно оправдывали надругательство над слабыми и защищали тебя, как ты считал, от такого же надругательства со стороны более сильных. Но в действительности ты был довольно слаб в религиозных вопросах. Ты служил не богам, даже не Церкви, а всего лишь своему представлению об этих богах. Но знаешь, чего ты на самом деле боишься, Нигун? Что всё это может оказаться зря. Ты загнал эту мысль в самые глубокие слои подсознания, днём тебя считали крестоносцем без страха и упрёка… Что на практике означало «без стыда и совести». Но по ночам тебя нет-нет да и точил червячок сомнения — что если после смерти тебя встретит твой бог, Алах Алаф, и скажет «Что ты наделал? Я этого от тебя не требовал!» Или ещё хуже — что если тебя там не встретит вообще никто?

Нигун хотел закричать «Это ложь!», потом — «Откуда ты это знаешь?!». Но оба раза захлопнул рот, так и не успев сказать ни слова. Потому что оба раза до него сразу доходила бессмысленность как возражений, так и вопросов. Глупо возражать тому, кто видит тебя насквозь, кто понимает тебя лучше, чем ты сам себя когда-либо понимал. И ещё хуже — что ты его понимаешь.

— Но у тебя нет доказательств, что эти страхи реальны, а не просто минуты слабости и дьявольских искушений! — агрессивно бросил он, хватаясь за этот последний аргумент, как утопающий за соломинку. — Вполне может быть, что я попаду в рай, хотя и не был лучшим верующим, это правда — но мои дела ещё могут искупить недостаток веры!

— То есть ты заменяешь веру надеждой, а любви, как верно заметил Люци, не имел никогда. Что ж, надежда умирает последней, но когда из трёх добродетелей остаётся только она, да и то весьма чахлая — это значит, что-то с тобой не так, человек. Впрочем, я отвлёкся, мыслей у меня много, а высказывать их подобием человеческого языка — долго, хотя я и ускорил твоё восприятие моей речи в два раза. Так вот, доказательств, что происходит с людьми в посмертии, у меня действительно нет. Умирать мне ещё не приходилось, как и тебе. Но мы можем легко это исправить. Убьём тебя, потом воскресим, и ты лично нам расскажешь, где был и что видел. У тебя достаточно высокий уровень, чтобы пережить одно воскрешение.

— Это ничего не даст, — отмахнулся пленник. — Ты думаешь, кардиналы Теократии совсем глупы и не ставили подобных опытов за много лет до моего рождения? Воскрешённым не дано запомнить опыт на ТОЙ СТОРОНЕ. Он не для смертных. Прямое богообщение могут выдержать и донести до людей только святые, но им для этого умирать не нужно. Даже сны быстро забываются, а ведь это гораздо менее чуждый всему земному опыт. То, что испытывает душа без тела, нельзя выразить не только словами, но и мыслями — невыразимое блаженство для праведников и невыразимые муки для грешников. Все эти картинки с кипящими котлами или с ангелами на облаках — это же не более чем метафоры, попытки подобрать аналог из нашего земного опыта… На самом деле там всё иначе…

— О, ты заговорил как опытный проповедник…

— Что за… Да, действительно, — Нигун опустил взгляд. — Мне приходилось общаться с лучшими теологами страны, однако я никогда не уделял их речам должного внимания, сам я был лишь практиком… Тоже твоих рук дело?!

— Ну не рук, скорее щупалец, но да — я немного упорядочил содержимое твоих мозгов, больно уж много каши там было, особенно по теологическим вопросам. Предпочитаю умных собеседников, знаешь ли, есть такая слабость.

— Ты ублюдок! Даже последнюю опору отнять у человека! Сколько вас тут ещё, таких чудовищ?!