После совета я отвел его в сторону от шума и суеты.

— Ваше высочество, это не наказание, а возможность проявить себя, — говорил я. — Отец дал вам ключ к снабжению всей армии. От вас сейчас зависит исход кампании. Начните с малого — изучите чертежи, поймите процесс. Власть — это ответственность за результат, а не приказы.

Он хмуро меня слушал, все еще не доверяя.

— Хорошо, барон, — наконец произнес Алексей, поднимая на меня тяжелый взгляд. — Научите меня.

Разговор с царевичем оставил после себя странное послевкусие. Зерно я бросил, но прорастет ли оно в этой каменистой, выжженной обидами почве — одному Богу известно. После разговора с царевичем, я направился по коридору Адмиралтейства, мысленно уже составляя планы. Голова гудела от навалившихся задач. Еще и Меньшиков чем-то недоволен. Хотя мне казалось, что мы с ним нашли общий язык. Меншиков — не Карл XII, его пушкой не возьмешь; он — гидра, у которой на месте одной отрубленной головы тут же вырастают две.

Именно в этот момент из боковой ниши, где в полумраке тускло горела свеча перед иконой, мне навстречу шагнула женская фигура. Я не удивился, скорее, ожидал этого, понимая, что такой игрок не упустит возможности сделать свой ход.

Анна Морозова.

— Бригадир, — ее нежный голос прозвучал без тени суеты, словно мы продолжали прерванный на балу разговор. — Дела государственные, вижу, не дают вам и минуты покоя.

На ней было простое и дорогое дорожное платье темного сукна, без лишних кружев и украшений. Она выглядела как человек, приехавший по делу.

— Дела не ждут, Анна Борисовна, — ответил я, останавливаясь. — Особенно сейчас.

— Именно об этом я и хотела с вами поговорить. — Сделав шаг ближе, она приблизилась, и я уловил терпкий аромат можжевельника, исходивший от ее одежды. — Весть о турецкой угрозе и о трудностях со снабжением уже дошла до бояр. Отцы наши купеческие весьма обеспокоены. Простой в торговле из-за войны бьет по их карману куда сильнее любого набега.

Анна говорила от лица «московского купечества», хотя за этими словами я прекрасно различал мощь и влияние ее собственного клана. Передо мной разыгрывался спектакль, в котором мне отводилась роль благодарного зрителя.

— Обеспокоенность — дело хорошее, — заметил я, — но армии нужны дубовые брусья для колес и добрый уголь для кузниц. И нужны они были еще вчера.

— Они будут у вас, бригадир. — На ее губах мелькнула тень улыбки. — Москва готова помочь. В течение недели мы можем направить сюда первый обоз: лучший карельский дуб, который мы держали для голландских контрактов, и уголь с наших тульских копей. Все, что потребуется.

Даже так? Не спрашивая в каких объемах мне все это нужно? Или уже прикинули? Предложение было более чем щедрым — оно было спасительным. Однако я не был наивным юношей и понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Я да ей возможность продолжить.

— Разумеется, — продолжила она, уловив мое молчание, — мы понимаем, что снабжение армии через одного, пусть и весьма деятельного, вельможу — дело рискованное и не всегда выгодное для казны. Конкуренция, как говорят голландцы, — мать процветания. Если появятся новые, надежные поставщики, готовые работать за меньшую цену, но с лучшим качеством, от этого выиграет и Император, и армия. Мы готовы стать такими поставщиками. Нужно лишь, чтобы нас услышали. А ваш голос там, я слышала, звучит весьма весомо.

Она предлагала «создать здоровую конкуренцию на благо государства», а ведь могла просить «отнять у Меншикова», с учетом его последнего конфуза. Формулировка была безупречной. И ядовитой. Она предлагала мне влезть в самое логово Меншикова. С одной стороны — ресурсы для армии и шанс на победу. С другой — верный билет на плаху, если мы проиграем эту подковерную грызню. А как отнесется Петр к союзу его «бригадира» со старой московской аристократией, которую он так презирает и, как мне кажется, немного побаивается?

Глядя на эту молодую женщину, я восхищался ее деловой хваткой и политической смелостью. Она предлагала сделку, четко очерчивая интересы обеих сторон.

— Вы ввязываетесь в опасную игру, Анна Борисовна, — заметил я. — Идти против светлейшего — все равно что дразнить медведя в его берлоге.

— Медведь уже не молод, да и зажирел, бригадир, — парировала она. — Он уже не видит дальше своего носа. А в России появляются новые охотники.

Решение было принято. Отступать поздно: Империя требовала ресурсов, которые были только у Москвы. Играть на поле Меншикова, бросая ему вызов, — опасно, но необходимо.

— Хорошо, — сказал я. — Ваше предложение меня заинтересовало. Я готов обсудить детали.

— Отец мой будет рад принять вас у себя. Мы остановились в его петербургском доме. Будем ждать.

Сделав легкий поклон, она, не дожидаясь ответа, развернулась, чтобы уйти, но в дверях на мгновение задержалась и обернулась.

— Кстати, бригадир, — ее голос стал тише. — Когда будете у нас, отец хотел бы показать вам одну любопытную вещь, привезенную из Персии. Думаю, вам, как инженеру, это будет интересно.