Миллиметр за миллиметром я отделял плотную, багровую ткань опухоли от окружающих сосудов, работая в опасной близости от пульсирующей аорты.

Несмотря на всю предоперационную подготовку, на литры альфа-блокаторов, влитых в барона, я знал — риск криза оставался запредельно высоким. Каждое прикосновение к этой адреналиновой бомбе было сродни работе сапера, перерезающего провода.

И все-таки… она взорвалась.

Едва мой диссектор коснулся плотной капсулы опухоли, чтобы отделить ее от питающей вены, она отреагировала. Отреагировала мгновенным, тотальным, суицидальным выбросом катехоламинов в кровь.

— Илья! — голос Артема, до этого спокойный и монотонный, прорезал напряженную тишину операционной, как удар хлыста. — У нас скачок! Давление двести сорок на сто сорок! Пульс сто восемьдесят и растет! Начинается частая желудочковая экстрасистолия!

На мониторе ЭКГ, до этого выводившем ровный, ритмичный узор, началась настоящая вакханалия. Узкие, правильные комплексы то и дело прерывались широкими, уродливыми «проскальзывающими» ударами, которые шли один за другим.

Сердце, отравленное чудовищной дозой адреналина, сходило с ума, готовое в любой момент сорваться в фибрилляцию — хаотичное, бесполезное подергивание, равносильное остановке.

— Черт! — панически выругался Харламов, отшатнувшись от стола. — Я же говорил! Это безумие! Прекращайте операцию! Убирайте инструменты! Мы его теряем!

— Спокойно, — мой голос прозвучал ровно, почти безразлично. Я не отрывал взгляда от монитора, на котором разворачивалась драма. Мозг работал холодно и быстро. Отступать было поздно. Гормоны уже в крови, и они будут циркулировать, убивая пациента, пока мы не перекроем источник. — Артем, готовь эсмолол, сто миллиграммов внутривенно, болюсно. Харламов, мне нужен длинный сосудистый зажим. Быстро!

— Вы с ума сошли?! Криз неконтролируемый! Нужно прекращать!

— Зажим! — рявкнул я, впервые за всю операцию повысив голос.

Что-то в этом коротком, лишенном эмоций приказе — или, может быть, абсолютная уверенность в моем взгляде — заставило его подчиниться. Дрожащими руками он схватил с лотка нужный инструмент и протянул мне.

Единственный выход — пережать центральную вену опухоли. Перекрыть кран на этой прорванной адреналиновой трубе.

Работая с ювелирной, почти нечеловеческой точностью, я подвел тонкие бранши зажима к самому основанию опухоли, где в нее впадал главный питающий сосуд.

— Сейчас будет больно, — предупредил я Артема.

Артем, стоявший у изголовья, мгновенно понял, что я имел в виду.

На профессиональном сленге лекарей-реаниматологов это означало только одно — сейчас начнется гемодинамический ад. Дикие, непредсказуемые скачки показателей на мониторе, когда система, лишенная привычной дозы допинга, начнет метаться между крайностями.

Его руки тут же легли на шприцы с заранее набранными препаратами — один, чтобы остановить обезумевшее сердце, а другой, наоборот, чтобы запустить его снова, если мы переборщим.

— Как только пережму — сразу вводи бета-блокатор. Не секундой раньше, сосредоточенно произнес я.

— Готов! — донеслось от него.

Одно точное, выверенное движение — и зажим сомкнулся на вене. Я увидел на мониторе, как опухоль, лишенная оттока, на мгновение дернулась и набухла, как переполненная губка.

— Вводи!

Артем с силой нажал на поршень шприца. На мониторах все еще бушевала буря — давление зашкаливало, пульс скакал на грани срыва. Но теперь, когда новые порции яда не поступали в кровоток, лекарство наконец-то начало действовать.

— Давление двести двадцать… двести… сто восемьдесят… — чеканил Артем, как метроном, возвращающий сбившийся ритм.

Я тем временем, не теряя ни секунды, быстро, несколькими точными движениями отсек обесточенную, беспомощную опухоль от аорты и окружающих тканей.

— Сто шестьдесят… сто сорок… Пульс сто двадцать… сто десять… Ритм синусовый. Стабилизируемся!

По операционной пронесся тихий, почти беззвучный, но абсолютно единодушный выдох облегчения. Кризис миновал. Буря утихла.

— Молодец, двуногий! — мысленно воскликнула Шипа, которая все это время невидимо висела у меня над плечом. — Это было красиво! Очень красиво

Остальная часть операции прошла в образцовой, почти будничной тишине.

Без подпитки гормонами брюшная полость вела себя идеально, кровотечение было минимальным. Я аккуратно извлек опухоль через один из портов, еще раз тщательно проверил гемостаз, убедившись, что клипсы на сосудах стоят надежно, и промыл брюшную полость теплым раствором.