— Аня, давай поговорим, — он с надеждой протянул ей букет. — Мне кажется, между нами пробежал холодок.

— Не холодок, Корнелий. Целый ледник, — она не взяла цветы, скрестив руки на груди. — Потому что ты меня не слышишь и не понимаешь!

— Я все понимаю, — следователь мягко отодвинул ее и вошел в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Но сделать я ничего не мог. И не могу. Они преступники. Волкова и Сычева уже допрашивают. Совсем скоро пройдут официальные задержания — аптекаря Лопухова и твоего заведующего скорой, Панкратова. На них нарыли столько доказательств, что им не отвертеться.

— Я осталась без ключевого персонала! — Кобрук повысила голос, и ее строгое лицо исказилось от бессильной ярости. — Ты понимаешь? БЕЗ ПЕРСОНАЛА! В самый разгар эпидемии!

— Аня…

— Если город захлебнется в «стекляшке», если люди будут умирать в своих квартирах, потому что скорая не приедет вовремя, это будет на твоей совести!

Он видел, что она его не слышит.

А может, наоборот — слышит слишком хорошо. Проблема была в том, что она была по-своему права. Абсолютно права, с точки зрения руководителя огромного, захлебывающегося в эпидемии механизма.

Для нее арест Панкратова и Лопухова прямо сейчас — это гарантированный коллапс, который унесет десятки жизней уже завтра. Да еще и Волкова с Сычевым в придачу.

Но и он был прав. Оставить на свободе преступников, торгующих ядом — значит, позволить им продолжать убивать людей, только медленно и незаметно.

Вот и схлестнулись две правды.

Ее — тактическая, сиюминутная, спасти как можно больше людей здесь и сейчас. И его — стратегическая, системная, вырвать заразу с корнем, чтобы она не давала метастазы в будущем. И никакого компромисса между этими двумя правдами быть не могло.

Мышкин молча прошел в гостиную и положил ненужный букет на полированную поверхность комода.

— Давай сделаем официальный запрос в Гильдию на кадровое усиление. Из Владимира пришлют временных лекарей. Это стандартная процедура при чрезвычайной ситуации.

— Делай что хочешь, — Кобрук прошла мимо него, ее взгляд был холодным и отстраненным. Она остановилась у окна, скрестив руки на груди. — Но пока эта твоя «ситуация» не разрешится, пока моя больница не вернется в нормальный рабочий ритм… никакого секса между нами не будет. Можешь считать это моим «официальным запросом».

С этими словами она повернулась, подошла к входной двери, широко распахнула ее и посмотрела на него в упор. Ошарашенный Мышкин, следователь, привыкший к угрозам, лжи и манипуляциям от самых отпетых преступников, не нашел, что ответить.

Он молча взял свою папку и вышел за дверь, которую она тут же захлопнула за его спиной.

Утром мы в последний раз навестили барона. Его благородие уже не лежал в кровати, а сидел в глубоком кресле у окна и читал свежую газету. Прогресс был налицо.

— А, мои спасители! — он с удовольствием отложил газету в сторону. — Как вовремя. Хотел как раз пообщаться.

Он не просто сидел, а сидел уверенно, держа спину прямо. Цвет лица — ровный, здоровый. Взгляд — ясный.

Все говорило о том, что организм полностью компенсировал перенесенный стресс, гемодинамика стабилизировалась окончательно.

Да, еще предстоял долгий период реабилитации, но самый опасный, критический этап был позади.

Можно было со спокойной душой передавать его под наблюдение местных специалистов, предварительно оставив им подробнейшие инструкции.

— Ваши показатели в норме, — сообщил я, привычно проверив его пульс. — Можете постепенно возвращаться к обычной жизни. Но без фанатизма.

— Непременно! — барон кивнул. — И не забудьте — в скором времени прием в моем поместье. Я вышлю официальные приглашения. И еще раз хорошенько подумайте над моим предложением о переезде.

— Обязательно подумаю, — дипломатично ответил я.

Все-таки было над чем. Спорить с ним сейчас и обсуждать эту тему, когда он только встал на ноги, было бы бессмысленно и невежливо. Проще было формально согласиться.

После всех формальностей я официально, под роспись в трех экземплярах, передал пациента магистру Харламову. Плюс набросал подробный план восстановления барона. Тот принял документы с кислой миной, но промолчал. Победителей не судят.

В коридоре, на высоком карнизе под потолком, меня уже ждала Шипа.

— Ну что, прощаемся? — раздался в моей голове ее бархатный голос.

— Надеюсь, это не навсегда. Еще увидимся?

— Кто знает, — призрачная кошка грациозно пожала плечами, и ее силуэт слегка качнулся. — Может, в следующий раз я даже покажу, что умею на самом деле. Если ты меня, конечно, достаточно заинтересуешь.