— Рассказывай, — наша группа как раз шагала от главного корпуса по направлению к блокпосту на въезде в Оболенск, где я припарковал трофейную самоходку.

Там крупногабаритный транспорт меньше всего мешал местным. А мне сейчас машина зачем? Между аудиториями по этажам ездить? Я и пешком с телепортами справляюсь. Вот и оставил транспорт на въезде.

— Предысторию можешь опустить, — добавил я. — Почему ты обратилась именно ко мне — понял. Давай сразу к делу. Какие симптомы у матери? С чем лежит, как давно, на что жалуется?

— Уже не жалуется… — пытаясь сохранить твёрдость духа, отозвалась Бесчестных-Ереньева. — Уже многие месяцы матушку преследует горячка и бред. Жар не спадает, невзирая ни на что. Сон порывистый, будто волчий. Несколько недель назад стала проваливаться в бессознательное и проводила в нём по целому дню. А несколько дней назад… Из последнего забытья она так и не очнулась.

— Соответственно, — предположил я. — Не ест, не пьёт, сон в бреду невозможен, её лихорадит и бьёт жар… Ничего не упустил?

— Лекари бессильны, — будто бы через силу продолжала Рада. — Жар снимали лишь на пару дней. Забытьё не отвели. Как кормить — не понимаю… Не ела и не пила уже несколько дней…

— Что делали? Как сбивали жар?

Может, вопросы и звучат беспристрастно или безэмоционально, но иначе мне не понять общей картины. К примеру, если обратились ко мне за помощью, то мне надо знать, что уже было использовано до меня, чтоб не наступать на одни и те же грабли. Зачем использовать то, что не дало результат, когда я могу учесть ошибки предшественников?

— Травы… Настойки… Обращения к Силе… Холодные компрессы…

На последних словах мне оставалось лишь вздохнуть, но реплику Рады оставил без комментариев.

Серьёзно? Холодный компресс при лихорадке? Я надеюсь, под «холодным» подразумевается просто уличной температуры, а не ледяная вода из колодезя? Ещё только термического шока не хватало…

К моменту, когда мы прибыли на место, оказавшееся не так уж и далеко от Оболенска, у меня на руках была вся необходимая информация о том, что меня ожидало. Картина не выглядела неразрешимой, хотя, определённо, была запущена хуже некуда. Даже хуже, чем у Златы.

Самоходка пролетела разделявшее Оболенск с именем расстояние меньше, чем за час. За это время ни одна из сопровождавших нас девушек не задала ни одного идиотского вопроса. «А зачем мы тут?», «А что от нас хотят?», «А можно я уже домой пойду?», «На кой ляд мне вообще этим заниматься?». Вопросы, безусловно, были, но исключительно в рабочей плоскости. Как собираюсь помогать, насколько это реально, какие могут быть последствия… При этом моё происхождение благоразумно держалось в секрете. При Раде никто не упомянул, прямо или косвенно, что я являюсь пришельцем из иного мира.

Те, кому положено об этом знать, осведомлены по роду предстоящей деятельности. Остальным пока что ведать преждевременно.

К имению Ереньевых мы подъехали ближе к полуночи, когда все добрые люди уже спят, вообще-то.

Про себя отметил, что местные самоходки тактически и технически выгоднее моих, уже привычных мне. Силовой привод производит куда меньше шума и почти не слышен уху. Завывания шестерёнок — да, прекрасно ощущаются. Шелест покрышек — да, бесспорно. Особенно на скорости. Но нету рёва двигателя, рыка выхлопной системы. Удобная техника. Мне б такую заместо «Газельки».

Самоходка остановилась около имения, разгоняя мрак ночи своими фарами. Из наблюдений — уличным освещением тут особо не баловались. Столбы, если и были, то не показывались во тьме.

В свете фар из-за высокого забора высился не менее высокий особняк. Неправильной формы, минимум трёхэтажный, с возможным подвалом. Больше из-за тусклых источников освещения было не разглядеть.

Нас никто не встретил, когда мы оставили самоходку перед закрытыми въездными воротами в имение. Никто не остановил, когда прошли во двор и под предводительством Рады прошли в дом. И никто не сказал ни слова по причине отсутствия хоть одной живой души в радиусе видимости, когда мы зашли в светлое, в котором был оборудован покой больной.

Ну, как, «оборудован»…

Первым делом в глаза бросился красный уголок и большая постель, рядом с которой стоял пустой штампованный таз. Свет в помещении в изобилии изливался от мощных светильников с артефактными камнями.

Красный уголок лишь чуть не дотягивал до целого иконостаса. Мир для меня чуждый, потому находился ряд отличий с привычной мне иконописью, но не узнать православные образа я не мог. По их обилию можно было предположить, что искать иных способов исцеления уже отчаялись. На стенах уголка висела пара дюжин самых разнообразных икон и образов, как знакомых мне, так и не очень. Сверху, надо всеми, был закреплён массивный, возможно, даже литой, крест распятия.