— Но зачем-то, всё же, пришла. Если не в силах помочь, то и приходить не зачем. Едва ли праздный интерес привёл сюда ревнительницу веры, да ещё и в три часа ночи. Если же пришла провожать в последний путь — вынужден указать подождать за дверью. Наша борьба ещё не закончена.

Служительница довольно улыбнулась.

— Мне по нраву твои речи, Мастеров Александр Александрович. Вроде, и пиететом к капелланам не страдаешь, но и в то же время хулою бранною свой глагол не оскверняешь. А что до борьбы… Ты ввязался в неё даже не зная, сможешь ли одержать верх. За твои деяния молятся предстоящие. Чело твоё озарено благодатью, а деяния освящены благословением. Я могу подсобить тебе попрать проклятье. Но сдюжишь ли ты сам?

— О каких запросах идёт речь? — трудно не увидеть корень, куда клонит ночная гостья. — Пожизненная служба? Смертельно опасный ритуал? Или вовсе жизнь в размен другой жизни?

В глазах Евы промелькнула какая-то мимолётная тень одобрения.

— Гляди-ка, смышлёный… И, ведь, попал не в бровь, но в глаз. Ты воистину прав. Сам зришь…

Девушка указала на сферу от «Познания».

— Окромя всего прочего, тело страждущей почти лишено всяческого присутствия Силы: её осталось чуть. Хотя, безусловно, озарено ею в прошлом. В миру болящая не чуралась прибегать к ней, что чувствуется. Однако, как ты не можешь не ведать, ежели лишить сущее Силы, всё сущее испустит дух. В бою да лечении и фельдшер, и капеллан вольны прибегать к заимствованию, дабы влить её в тело. Но есть ли у вас воистину могущественный накопитель? Одарить больного — всё равно, что напоить пустыню.

Начинается, блин…

— Заимствовать Силу у здравого, дабы одарить ею страждущего, — мрачно произнесла Ветрана. — Довольно ходовой приём. Вот только, даже капелланам запрещено без разбору заимствовать у кого попало. Процедура чревата летальным исходом, если займодавец слаб.

Довольство Евы буквально ощущалось физически. Она нашла достойным осведомлённость светлейшей княжны Морозовой.

— Короче, я могу издохнуть, — перевёл витиеватую предысторию. — А поновее ничего нет? Давай, провернём по-быстрому. Тут все уже больше суток не спять, а кое-кто от аналоя несколько часов не отходит. Не хочу людей задерживать.

Капеллан многозначительно улыбнулась. Улыбка промелькнула и в глазах Ланы (губы хвостатой скрыты за маской, потому и видны не были). А вот девчонки, включая Раду, вытаращились на меня во все глаза, будто увидели если не Мессию, то одного из его апостолов.

Светлейшая княжна Морозова взвинтилась, будто ей предложили поучаствовать в чём-то порочащем или крамольном.

— Ты никак преставиться надысь удумал, наёмник? Что же ты за дружинник такой, что к праотцам торопишься?! Тебе сказано русским языком: если слаб — действо смерти подобно! Без Силы рухнешь хуже дерюжего мешка оземь!

— А есть выбор? — осведомился я. — Может, найдутся желающие заместо меня побыть почётным донором? И, если опустить лирику, нечто подобное уже пережил.

Лана подала голос:

— Мастер уже одаривал меня Силой, когда выхаживал, раненую. Не пустого бахвальства ради будет сказано, но у меня тогда шерсть встала дыбом да хвост трубой. Проняло так проняло…

— Ты и не при смерти была! — вернула ей Ветрана. — А сейчас твой «Мастер» рискует скоропостижной кончиной сам!

— Он такой же «твой», как и «мой», — безо всяких обиняков констатировала хвостатая. — Я верю в благополучный исход. Но, если ты не желаешь им рисковать, его место займу я…

Ева покачала головой.

— Заимствовать Силу у прокажённых, плодов смешения айнов и человеков… Даже не ведаю, чего более в сём действии, еретичного богохульства али безбожного слабоумия… Я раздумывала б трижды даже, если б ничего иного и не осталось. Но мне по нраву твоя отвага да самопожертвование.

— Тогда не тяни коня за оглоблю, — попросил я. — Время четвёртый час утра. Людям спать пора. Пока в сознании — ещё чем-то могу помочь. Но скоро сам лягу от устали. Поторопись, если и впрямь готова помочь.

Рукав кителя потянуло.

Обернувшись, обнаружил Раду, беззвучно покрывшую расстояние от аналоя до постели больной матери. Девушка робко держала меня за ткань полевой куртки.

— Тебе не стоит так рисковать, — мне кажется, или голос Бесчестных-Ереньевой подрагивает? — Я уже в неоплатном долгу перед тобой… Но если ты разменяешь свою жизнь ради… Я не знаю, что мне потом делать… Как мне отплатить тебе за содеянное… Я… Не могу принять такой дар…

Я пожал плечами.

— Не то, что тебя кто-то особо спрашивает. Раньше надо было думать, когда звала на помощь. Но спасибо за заботу и переживание. Можешь и за моё здравие пока помолиться. У тебя отменно получается.

Капеллан уже не слушала наших препинаний. Обошла стороной одр, встала рядом со мной, и, подобно тому, как недавно делал это Берислав, повторила всё в точности. Водрузила свой боевой посох одним концом мне на плечо, другим коснувшись плеча больной. Я же, резонно предположив, что процедура в исполним служительницы едва ли отличается от таковой в исполнении Великого Архимага Путей, аналогично прошлому разу взял пациентку за руку.

— Всемилостивейше просить прощения не стану, — немного нагло и в меру ёрничая, произнесла «десница Синода». — Всё разумеешь сам, да сам же вызвался. Но, ежели в последний раз стоишь на ногах сам, то не могу не высказать тебе в глаза слов удовлетворения. Тайной Канцелярии… повезло с таким ратником.