— Или вперед, — прошипел он.

Спустились.

Шли молча. Рома смотрел в пол, будто шаги считал, но я чувствовал, как его глаза искали мою спину. Ненависть в нём не просто шевелилась — пыталась вылезти наружу через поры.

В какой-то момент он замедлился. Рука легла на рукоять ножа, тот болтался на поясе. Я почувствовал — он готов. Ну-у…почти.

— Если собрался — бей. Сейчас. Пока не я повернулся. Потом будет поздно, — холодно сказал я.

Позади послышался только скрип зубов.

Ступени круто уходили вниз, и чем дальше — тем грубее становился камень, и тем сильнее закладывало уши. Не я шёл, собственное упрямство тащило вперёд, как волк на цепи. Я просто держался за него, прислушиваясь к сгущающейся тишине. Будто с каждым шагом спускался не в подземелье, а в нору зверя.

Но… с каждым шагом мне будто легче становилось идти. Я зафиксировал впечатление.

Долгое время вдоль тянулись голые стены. Потом в стенах пошли углубления и цепи, проржавевшие, сломанные.

— Кого здесь держали? — спросил я, хотя знал: не сахарных птичек.

— Тех, кто ломал порядок. В том числе того, чьим именем ты назвался! — откликнулся Роман с какой-то одному ему понятной гордостью. — Тебя решили засунуть на самое дно. Где тебе и место, сбившийся!

— Ну ты, я смотрю, недалеко ушёл, раз бегаешь здесь на побегушках. Сам не сбился с пути, нет? — я уколол Ивлева в ответ.

— Я имею честь выполнять волю Учителя! — искренне возмутился он.

— Вот как у вас называется принеси, подай, буду знать.

В ответ снова услышал лишь скрип эмали. Неважно. Мне его ненависть не мешала. А вот то, что с моим именем здесь связано какая-то другая личность стало очевидно.

— Константин Мирошин это кто, кстати? — бросил я на удачу, не оборачиваясь.

— Я не буду разговаривать с безродным, — процедил Рома сквозь зубы, глядя себе под ноги.

Нет дружок… дело тут явно не в том, что будешь ты или не будешь. Тебе в подземелье отчего-то явно херовастенько. Рома передвигался с трудом и буквально волок ноги. Поэтому предпочитаешь помалкивать, чтобы в обморок не упасть.

Ладно, проблемы индейца шерифа не волнуют. Я занялся тем, что начал слушать это место. Где-то в глубине подземелья, за слоями камня и вековой плесени, будто бы билось чужое сердце. Глухо, не в такт приюту, а как пьяный барабанщик. Ритм был чужой. Сломанный. Диссонансный. Но, чёрт побери, до боли знакомый. Я уже знал это биение. Именно с ним у меня случился резонанс наверху. И с каждым шагом я словно набирался сил…

Теперь резонанс возрастал.

А то, что случилось дальше заставило меня вздрогнуть и резко остановиться.

— Помоги… — послышалось вдруг со всех сторон.

Прямо в спину мне влетел Ивлев, и мы оба за малым не покатились вниз по крутым ступенькам.

— Ты охренел?! — взорвался мой сопровождающий. — Что ты…

— Пасть закрой, — оборвал я, прислушиваясь.

Но в подземелье царила тишина, если не считать тяжелого дыхания близнеца. Я постоял еще с секунду и пошел дальше.

— Ты у меня помощи просил? — все-таки спросил я у Ивлева.

Он не ответил, похоже, что передвигаться в подземелье оказалось выше его сил.

Я не знал, что меня ждёт внизу. Но с каждым шагом все четче чувствовал прилив сил. Жизненная энергия, которая помогла мне не умереть, текла именно отсюда. Теперь у меня не оставалось никаких сомнений, что это так.

На моем запястье была ссадина и я отчетливо видел, как она затягивается. Рана исчезала прямо на моих глазах. А вот Ивлеву становилось с каждым шагом только хуже.

— С-сука… — прошипел Ивлев за моей спиной.

Рома вдруг остановился. Он тяжело дышал, как марафонец, добежавший до финиша и забывший, зачем вообще бежал. С него капал пот, лицо пунцовое. Я видел, что у него пошла носом кровь.

— Всё, дальше сам, — выдохнул он, будто сдавал смену.

Даже сквозь стекла противогаза, я видел как под его глазами появились темные круги, а глаза покраснели от лопнувших капилляров.

— Как-то невежливо бросать гостей на полпути, — заметил я. — Еще заблужусь?

— Чтобы ты сдох там, — зло бросил он, развернулся и пошёл обратно.

Я проводил его взглядом.

— Помоги…

На этот раз я слышал отчетливо, что меня зовут именно снизу. Я понял, что помощи просит то, что было скрыто в глубине подземелья.