Крылов поднял на меня усталый взгляд.

— Не совершайте ошибку, — продолжил я. — Не отказывайтесь от шанса построить справедливую систему из-за страха, что она не будет идеальной. Идеальных систем не бывает. Бывают только люди, которые каждый день выбирают делать правильные вещи. Или неправильные. Я выбираю платить откаты сегодня, чтобы завтра их не существовало вовсе. А вы выбираете чистоту принципов — и оставляете мир таким же грязным.

Долгое молчание.

Григорий Мартынович протянул:

— Вы жестокий человек, Платонов.

— Я честный человек. Не так ли?

Собеседник долго молчал, пристально изучая моё лицо на предмет скрытых мотивов. Наконец, он протянул руку:

— Я прошу у вас год. Если за это время мы сработаемся — останусь. Если увижу, что вы такой же, как все — уйду без объяснений. Согласны?

Я пожал его руку:

— Согласен. Когда сможете приступить?

— Дайте неделю на сборы. Дом продавать не буду — вдруг ваш эксперимент провалится, — в голосе Крылова появились нотки чёрного юмора. — И ещё. Я привык работать по-своему. Никакого панибратства со стражниками, никаких поблажек местным «уважаемым людям». Порядок будет жёсткий.

— Именно этого я и жду. Единственное условие — справедливость. Жёсткость должна быть одинаковой для всех.

— Иначе и не умею, — Григорий Мартынович чуть улыбнулся впервые за всю встречу. — Что ж, маркграф, похоже, мы друг друга поняли. Ждите в Угрюме через неделю.

Выходя из поместья, я размышлял о встрече. Этот человек оказался именно таким, как описывал Родион — принципиальным до жёсткости, недоверчивым, но честным. Жестоко раненый системой, но не сломленный. Именно такой человек нужен был Угрюму.

Уверен, он увидит, что наш небольшой острог станет тем местом, где честные люди смогут жить по совести, а не по понятиям. Где принципы не будут стоить жизни близких. Где закон защищает слабых, а не сильных.

Артём Стремянников в третий раз взглянул на массивные напольные часы у входа в «Серебряную подкову». Их мерное тиканье отдавалось у него в висках, словно отсчитывая секунды до встречи, ради которой он примчался в Сергиев Посад из своего уютного кабинета в Московском бастионе.

«Нервничаю», — с удивлением отметил про себя финансист.

Заведение для беседы он выбирал с особой тщательностью. Сначала хотел заказать пафосный кабинет в ресторане «Над облаками». Все путеводители по городу взахлёб нахваливали это место.

Но потом представил прямолинейного Платонова среди золочёных канделябров и бархатных портьер, и чуть не рассмеялся вслух. Нет, маркграф из тех, кто предпочитает дело помпезности.

«Серебряная подкова» оказалась идеальным компромиссом. Приглушённый свет создавал атмосферу конфиденциальности, негромкая музыка не мешала разговору, а широкие промежутки между столами гарантировали приватность.

Да и здешнюю кухню его дядя, опытный юрист Пётр Павлович Стемянников очень хвалил. А дядя плохого не посоветует. Вот и сделка с Платоновым произошла по его рекомендации.

Стремянников вспомнил их первую встречу. Тогда молодой маркграф сидел напротив него — прямая спина, холодный расчёт в глазах, ни тени сомнения в голосе. Никакой юношеской горячности, никаких прожектов. Только цифры, факты, план. Железная воля, облечённая в безупречную логику.

Поначалу проект казался авантюрой. Провинциальный острог, окружённый Бездушными, возглавляемый никому не известным воеводой. Артём согласился помочь только из уважения к дяде. Тот крайне редко о чём-то просил.

Но потом начали происходить вещи, в которые трудно было поверить. Платонов не просто выполнял обещания — он их перевыполнял. Победа в дуэли с представителем Фонда Добродетели. Получение статуса острога. А когда пришли вести, что Угрюм отбил Гон без единой жертвы среди гражданских…

Своим чутьём, которое помогло Артёму выбиться в люди в достаточно раннем возрасте, Стемянников понял. Это его шанс, тот самый который бывает раз в жизни.

«Люди инвестируют не в цифры, — подумал он. — Они инвестируют в идеи».

Дверь ресторана открылась. Финансист поднял голову и увидел того, кого ждал. Прохор Платонов шёл через зал всё с той же уверенной походкой человека, точно знающего свою цель. Ни грамма показной роскоши — и именно это делало его присутствие таким весомым.

— Артём Николаевич, — маркграф протянул руку. — Рад нашей встрече, хотя и удивлён.

— Здравствуйте, Прохор Игнатьевич. Сейчас всё вам расскажу.

Я прошёл через зал ресторана, внутренне одобрив выбор места. Во время своего пребывания в Сергиевом Посаде, я и сам обедал именно здесь. Личный приезд Стремянникова-младшего и настойчивые просьбы о встрече заинтриговали. Что-то явно произошло с облигациями.