Не отрываясь от видео, Корней вытащил из кармана початую пачку и прикусил сигаретный фильтр.

— Дай и мне, — попросила Оксана.

Он прикурил две сигареты и протянул одну ей. Затянулся дымом, закашлялся, посмотрел на мост.

— Европа накрылась жопой размером с Юпитер, — говорил Длань. — У нас нет правительства, наша армия состоит из кучки сонных солдат — не сочтите за попытку деморализовать вас. Наша королева гоняется за стражей по Букингемскому дворцу. Число бодрствующих сокращается с каждой минутой. Цель жаворонков — истребить каждого, кто не спит. И, да: если мы не придумаем, как разбудить лунатиков, у нас больше не будет детей. Америка, ау! Нам капец как нужны ваши светлые мозги.

Полчаса назад Корней улепетывал от сомнамбул, видел машущего ножом дядю Женю и вооруженную розочкой Бабушку Догму. И все равно в тишине Вршовице он усомнился, что описанное блогером действительно происходит.

— Деморализация — вот чем он занимается.

Корней плюнул в воду и уперто заявил:

— Я — спал и, черт подери, проснулся.

— Ты — везучий, — сказала Оксана. — А сколько продержусь на ногах я?

Он положил подбородок на ее макушку и солгал:

— Все будет хорошо. Мы дождемся рассвета и поищем людей. Ну… обычных людей.

Она сжала его руку и губами прикоснулась к запястью. Корней снова думал о маме, друзьях, о Коле Соловьеве и его малышке-дочурке.

Так они обнимались, покуда небо на востоке не начало сереть.

Солнце взошло над обновленной столицей, позолотив цитадели Вышеграда.

Филип сидел на краю террасы, рассматривал черепичную мозаику крыш. Отсюда, с площадки, город внизу казался незыблемым и неуязвимым, лишь вьющиеся там и тут столбы дыма говорили об обратном.

Под открытым небом, плечом к плечу, жались люди, спасенные от лап лунатиков. Территория ресторана вместила человек двести. Мужчины и женщины занимали лавки или просто ютились у стен. Чернявый повар корпел над мангалом. Волонтеры подносили беженцам тарелки с сосисками и картошкой. Желающие выстраивались в очередь за кофе.

Кто-то целовал нательный крест. (Филип вспомнил бритоголовую стриптизершу, сломавшуюся под весом упавшей туши.) Кто-то плакал, но таких было меньшинство. Зареванная студентка с афрокосичками вроде бы потеряла брата.

В крепость их привезли ночью. Как пленных, под автоматными дулами. Здесь вовсю готовились. У ворот искрился сварочный аппарат. Утомленные волонтеры таскали воду (Филип подсобил с ведрами). Возле дома писательницы Попелки Билиановой, описывавшей в своих рассказах мертвецов и призраков, устроили медицинский пункт. Два врача и две медсестры оказывали помощь, выдавали какие-то тонизирующие пилюли.

— Это чтобы не хотелось спать, — шепнул кто-то.

От пилюль бледные щеки розовели. Надолго ли?

Филип водил глазами по осунувшимся лицам, сгорбленным спинам товарищей по несчастью. Люди охотно знакомились, представлялись.

— Я редактор новостного сайта.

— Я санитар морга.

— Нянечка.

«А ведь у меня есть преимущество, — подумал Филип. — Моя чертова неделя обернулась странным плюсом. Я не засну при всем желании».

Сизые голуби щебетали на ограде.

Справа от Филипа сидела плечистая женщина лет пятидесяти. Грубые ладони, вздыбленный платиновый ежик, обветренная кожа. Она чиркала пальцем по планшету. Напротив лопал сосиски американец Рон. Пузырь с лысой, как бильярдный шар, башкой, Рон страдал от джетлага — синдрома смены часовых поясов. После перелета не смог уснуть. Вилма перевела для Филипа словесный поток иностранца.

— Оценили? — Платиновая блондинка подсунула планшет. — Шестьдесят миллионов просмотров.

«Шестьдесят миллионов "нормальных" людей», — перефразировал Филип.

В планшете какой-то мужчина разглагольствовал на фоне британского флага.

— Карающая Длань. Сверхновая звезда ютуба. Пилит видео каждые полчаса.

— Интересно?

— Местами.

— К слову, я Камила.

— Приятно. Филип.

— А где ваша подруга?

«В какую минуту Вилма превратилась в мою подругу?» — спросил себя Филип. И сам ответил: когда они бежали по агонизирующей Вацлаваке мимо корчащихся тел.

— Отошла в туалет.

— Вы чем занимаетесь?

— Рисую картины.

— Серьезно? Никогда бы не догадалась.

— Никто не догадывается. А вы?

— Будете смеяться. Автомеханик.

На другом конце лагеря раздались сердитые голоса. Мужчина в мятом клетчатом костюме пререкался с долговязым капитаном. Офицер был старшим по званию в крепости.

«А возможно, во всей Праге», — подумал Филип.

— Нас не собирались сюда везти, — сказала Камила.

— О чем вы?

— Я ехала в начале процессии. Грузовик остановили на блокпосте. Водителю сказали, чтоб разворачивался. Что базы больше нет.