Внешне все они были очень схожи, и просветленный лик Илиирэ напоминал Красному Фениксу черты не только Инайрэ, но и владычицы Ишерхэ.

Инайрэ как две капли воды походил на брата-близнеца, только волосы его были не серебряными, а аспидно-черными, чернее воронова крыла. По легенде они почернели в тот миг, когда сердце властителя утренней зари обратилось к темному пути: так на материальном плане проявилась энергия черного солнца. По характеру Инайрэ был властным, порывистым и жестоким. Казалось, самые пагубные человеческие страсти близки и понятны ему. В эпоху Последних Дней юному Элирию посчастливилось не служить темному богу лично, иначе он, как и все прочие приспешники Денницы, уже давно был бы мертв. Долгое время на Лианоре Элирию приходилось подавлять свои способности и особенно не высовываться: из страха, что в непрекращающейся борьбе за влияние его уничтожат, он тщательно скрывал редкий дар феникса. И только оказавшись на Материке, вдали от интриг храма Тысячи Солнц и в относительной безопасности, Элирий позволил себе раскрыться во всем блеске и приобрел легендарное прозвание Красного Феникса Лианора.

В отличие от Инайрэ, Илиирэ считался чуждым всякой жестокости. Тем не менее представления о справедливости пресветлого владыки миров порой казались самому Элирию очень уж близкими к этой самой жестокости. К примеру, наказание, которое он избрал для Лианора… или для собственного оступившегося брата. Беспощадное наказание, которое собираются применить и к Элиару и всеми способами пытаются склонить Красного Феникса участвовать в расправе над учеником.

— Пресветлый владыка миров слишком добр к своему жрецу, тогда как в случившемся на Материке только моя вина. — Элирий покаянно опустил голову, мысленно расценивая возможные варианты действий. — Управитель богов всегда был известен безграничным милосердием и состраданием. Прошу проявить их и теперь и дать последний шанс недостойным народам Материка, изнемогающим от тяжести праведного гнева небожителей.

Илиирэ резко свел брови и бросил на него пристальный взгляд. От этого взгляда, вошедшего ему в грудь так легко и точно, так неотразимо, как обоюдоострый жертвенный нож, Красный Феникс задохнулся. Он мог только молчать и смотреть в ответ, не в силах отвести взор, не в силах вдохнуть. Владыка Надмирья был прекрасен, подобен совершенному серебряному изваянию, вдруг ожившему по воле творца. Тело божества двигалось плавно и текуче, источая сияние, словно далекая холодная звезда, а в глазах, несмотря на строгое выражение лица, отражалось безупречное, ничем не замутненное спокойствие небес.

— Твой Второй ученик долго и упорно пытался забрать у нас предложенную им же жертву, приняв которую мы временно остановили черный мор, — с легкой ноткой недовольства изрек наконец Илиирэ после выразительной паузы. — Но мы дозволили тебе вернуться только сейчас, когда ситуация стала критической.

— Так, значит, мое возвращение — воля пресветлого владыки миров? — неизвестно зачем уточнил Элирий, разумеется, не рассчитывая на ответ.

— Нет, — к его удивлению, Илиирэ ответил, как ему показалось, с некоторым разочарованием. — По праву рождения душа Первородного имеет свободу воли и в посмертии. Мы не можем принудить душу Первородного воплотиться снова без его желания. Ты вернулся сам. Потому что захотел сам. Мы лишь позволили тебе вернуться.

Элирий промолчал, не зная, что следует сказать. Как загадочно и двусмысленно прозвучали слова управителя богов. Возможно ли предположить, что его собственная душа все это время была запечатана где-то, как душа Инайрэ — в ушедших на дно сияющих руинах Лианора, чтобы жертва не могла вернуться к своему дарителю? Или он и вправду по своей воле не хотел откликаться на зов, а потом… что-то изменилось? Ответить на эти вопросы было невозможно, так что не стоило и гадать.

— После великого искупительного жертвоприношения твоего Второго ученика более поздний и сильный ритуал на крови отменил действие более раннего и слабого. Теперь твоя душа не связана с лотосной кровью и не обязана откликаться на призыв. Принесенная нам в жертву, теперь твоя душа принадлежит нам безраздельно.

В одно мгновение Элирию все сделалось ясно. Ученик мог призывать его душу хоть сотню, хоть тысячу лет кряду, но без позволения Илиирэ она бы никогда не вернулась в мир. А владыка миров дал это позволение только лишь потому, что ситуация достигла критической отметки, и вмешательство Красного Феникса стало жизненно необходимым.

Своими руками Элиар отдал его другому, сам не сознавая того, вручил призванную из небытия душу наставника верховному божеству, который стал его хозяином взамен Ишерхэ. Теперь многострадальная душа Красного Феникса всецело принадлежит новому владельцу!

Мотивы Илиирэ были более чем понятны, но сам-то он почему пожелал вернуться в кромешный ад черного солнца? Почему пожелал увидеть падение мира? И действительно ли он пожелал — или смиренно принял в качестве наказания?

— Не тревожься о прошлом, — снисходительно заметил Илиирэ, будто прочитав его полные опасений мысли. — Душа твоя омыта и отмолена священным пением младших небожителей. Все прежние грехи мы отпускаем тебе.

— Благодарю пресветлого владыку миров, — немедленно отозвался Элирий. — Но что же будет с грехами народов Материка, обессилевших под властью черного солнца? Будут ли они отпущены?

— Народы Материка сами определили свою судьбу, позабыв поклонение милосердным богам Надмирья, — непререкаемым тоном холодно сообщил Илиирэ. — В своих бедах они могут винить лишь себя.

Его светлость мессир Элирий Лестер Лар прекрасно понимал, что в этом мире дозволено, а что нет. Даже для него, почитаемого за наместника небожителей на земле, существовала четкая грань, которую ни в коем случае нельзя преступать. Но все же — он всегда был искусен в хождении по этой грани, тонкой и острой, словно лезвие клинка.