— Мы думали… что это вы велели, лорд Оранж…

Оранж таращится на них, не веря собственным ушам, а они смотрят прямо на него, верные и готовые умереть за своего лорда. Наконец Оранж сипло выдавливает:

— Эта грёбаная система шифрования приказов… Какой старший гвардеец приказал?

— Гринебер, милорд…

— Ничего не понимаю! — Оранж аж хватается за голову. — Он же верный мне!

Я поигрываю Цветным мечом, легко прокручивая клинок в руке, и спокойно бросаю Оранжу:

— Ну что, лорд? Отвечать будешь за своих людей?

Оранж мгновенно срывается:

— Филинов, повторяю! Я тут ни при чём!

— Опять двадцать пять! И правда повторяешься, Оранж. Ты же их лорд, — с усмешкой отвечаю я. — Ты обязан отвечать за действия своей гвардии, даже если не давал ей прямого приказа.

Оранж рычит, взмахивая крыльями:

— Филинов, да, люди мои, но я не наводил их на тебя! Я не велел нападать! Клянусь, это дело не моих рук!

Я киваю пару раз:

— Да я знаю, что не твоих. Но, согласись, твой Солнечный Дом теперь крепко должен мне за эту хрень, ведь так?

Оранж округляет глаза:

— Что значит «знаю»? То есть ты знал, что мои гвардейцы нападут?.. Когда?

— С самого начала, — усмехаюсь я. — Это твой кузен Гранж всё подстроил. Странно, что ты не в курсе, что творится в твоём Доме, лорд.

— Гранж?! Неужели он решился на покушение?! — Оранж выпал в осадок. — Но зачем ему нападать на тебя?!

— Чтобы я со злости прикончил тебя, — киваю на щупальца Грандбомжа, которые не так уж далеко от шеи лорда. — У меня с собой есть кристалл Жартсерк — можешь взглянуть, как покойный старший гвардеец Гринебер общался с твоим дорогим кузеном по этому поводу.

— Гринебер мёртв?!

— Ох, лорд, твоя неосведомлённость о положении в собственном Доме меня поражает, — цокаю языком. — Не хочется делать тебе выговор, но нельзя же так.

Оранж пыхтит что-то неразборчиво, похороненный под лавиной новостей на пять минут точно. Я же поворачиваюсь к диверсантам и бросаю им:

— Вашу карету мы забираем. А сами отправитесь обратно пешком.

Диверсанты бодро поднимают головы, уже счастливые, что их не прикончат. Карета быстрее грубза, ну а диверсантам правда придётся топать пешком, ибо глубоко в Прорыве хватает летающих тварей, и летать малыми группами небезопасно.

Оранж же выкапывается из новостных сводок его Дома:

— Филинов, нельзя моим людям оставить грубза?

Я хлопаю ладонью по боку громадного зверя, напоминающего слона, и ухмыляюсь:

— Не советую. Он сейчас сытый, потому и смирный. А когда проголодается, начнёт жрать всех вокруг без разбора. Верно, здоровяк?

Грубз даже ухом не повёл, но это не отменяет того, что через пару часов лучше держаться от него подальше. А иначе придётся драпать без оглядки.

— Отпустите славных гвардейцев, — бросаю блондинке и Грандбомжу. — Им ещё пурпурку переносить в карету.

Мы с Габриэллой, Грандбомжом и Оранжем усаживаемся в захваченную карету. За рулем в этот раз Габриэлла. Блондинка заверила, что отлично водит по бездорожью.

Грузовой отсек забит под завязку. Диверсанты, оставленные на дороге, остаются позади. Оранж сжимает Жартсерк-кристалл и буквально впивается взглядом в его сияние.

Я же в это время прикрываю глаза и сознанием улавливаю далёкий разум. Где-то на окраине, среди заброшенных пригородных усадеб, орудует огромный, достаточно мощный Демон. Его присутствие давит, мысли тяжелеют, и ясно чувствуется — он что-то ищет в одной из усадеб.

Я решаю, что непременно придётся заглянуть туда, как только демонюга уйдет. А уходит он очень скоро.

— Тормози, леди, — бросаю, когда карета проезжает неподалеку от того места. — Я сейчас пойду прогуляюсь. Со мной может пойти кто-то один.

— Одна, — заявляет блондинка и с вызовом смотрит на Грандбомжа, ну у того только одна пластинка:

— Убей…

Оставив карету, мы пробираемся через разбитый каменный забор и входим в полуосыпавшуюся усадьбу. Каменные блоки под ногами шатаются, словно сами недовольны нашим присутствием. Не забываю «включить» и легионера-друида:

— Найдёшь что-то — с меня печенька.

— А что искать, шеф? — откликается он с привычной ленцой.

— Что угодно, — отвечаю. — Всё, что может пригодиться.

Габриэлла останавливается у огромного, некогда изысканного камина, по обвалившимся краям которого ещё угадываются остатки резных узоров. В её глазах вспыхивает тоска, а в голосе звенит горечь:

— Когда-то всё это принадлежало Херувимии… Здесь звучали песни, горел свет, устраивались праздники. А теперь по этим залам бродят лишь вонючие астралососы.