— Смотри. Мне сам Бешеный подарил. Свою отдал. Там ситуация сложилась… Короче вот. Щас на меня не лезет, ясно дело…

— И ты всё это время её хранил?

— Кого её? — нахмурился он.

— Ну, а что там у тебя?

— Кожанка, чё? Хранил, да. Мне кент один масло норковое подогнал. Он сапожник, в натуре. Настоящий, не по приколу. Мажь, говорит, и будет двести лет, как новая. Короче, отдаю тебе. Ты же наследник.

Он вытащил из чехла мою куртку. Ту самую, что я ему отдал в прошлом году. Так уж вышло. Он очень хотел, а бабок не было в тот момент. Сказал, что пойдёт точку грабанёт, а я снял с себя и отдал ему, типа, мечтать надо о великом. Она была ему большой, но он её таскал, не снимая. Обрадовался очень.

Я взял куртку. Удивительно, но она выглядела вполне даже ничего. Не новая, конечно, хорошо потрёпанная, но целая, не потрескавшаяся, чистая. Короткая, до пояса, сшитая из толстой кожи, на молнии, с карманами. Я нашёл царапину на внутренней стороне. В заварушке одной получил… Да, это была она. Я улыбнулся.

— Ну, ты даёшь, Кукуша. Сохранил в таком состоянии. Но я не могу взять, не обижайся. Это твоя история, память, я не знаю. Не могу.

— Возьмёшь! — твёрдо произнёс он. — Возьмёшь. Мне её Бешеный дал, а я даю тебе. Я тогда был, как ты сейчас, понял? Если Сергей Михайлович живой, то, даст Бог, может, и свидимся когда-нибудь. Значит, и хранить ничё не надо, врубаешься, бакланчик?

— Врубаюсь, — подмигнул ему я. — Спасибо, дядя Слава.

Я натянул куртку. Мне она была тоже велика, как и ему тогда. Но на сердце стало спокойнее, будто я оказался «в своей тарелке», и в этом чужом мне мире получил защиту магических доспехов. И даже злость, засевшая в сердце после свидания с Катей, отступила.

— Круто, Кукуша. Очень круто. Благодарю тебя. Будто, нахожусь и в чужой шкуре, и одновременно в своей.

Без пятнадцати четыре я явился к спортивному центру на Кузнецком. Подождал минут пять и увидел неспешно приближающегося Рожкова.

Он пренебрежительно меня осмотрел и покачал головой.

— Как я только согласился такое чучело показать Артурычу? Ладно, дрищидзе, пойдём со мной.

Мы поднялись в раздевалку. Илюха поздоровался со всеми по ручке, а меня не представил. Парни смотрели на меня с удивлением, но ничего не говорили, реагировали сдержанно. Переодевшись, он просто молча вышел.

— Алё, ты не позабыл, что я типа с тобой? — окликнул его я.

Он недовольно глянул на меня и ничего не ответил. Нахмурился только.

— Рожков, это что за пугало с тобой? — спросил с лёгким кавказским акцентом коренастый кривоногий мужик с широкой грудью у двери в зал.

Он походил на краба, расставившего клешни. Его чёрные смоляные волосы были зачёсаны назад, нос загибался крючком, а глаза смотрели так, будто он, по меньшей мере, был принцем крови.

— Тер-Антонян? — кивнул ему я.

Раньше мне часто приходилось слышать, мол, город маленький, все друг друга знают. Это было огромным преувеличением, естественно, и на практике редко, когда срабатывало. А вот гляди ж ты.

— Икар? В смысле, Икар… Артурович?

— Ты кто такой? — грозно рыкнул он и сделал страшное лицо.

Я едва сдержался, чтобы не засмеяться.

— Много о вас слышал. Хорошего, естественно.

— А вот я о тебе ничего не слышал, —с презрением произнёс он. — Это кто, Рожков?

— Я его одноклассник, — ответил я. — Очень хочу у вас заниматься.

— Ты себя в зеркале видел? — сдвинул он брови и стал похож на кентавра без задней части. — Я сейчас дуну и ты повалишься, переломаешься весь! Ты, наверное, зал с поликлиникой перепутал, а?

— Да ладно, — пожал я плечами. — Вы сами-то как начинали? Тоже небось, как воробышек выглядели?

— Ты чё сказал? Воробышек?! Рожков, это чё, прикол такой? Щас будешь всю тренировку на турнике работать, понял? Убирай это пугало. Ты зачем его приволок, у тебя что с головой?

Рожков глянул на меня так, будто хотел взглядом воспламенить.

— Ну я так-то кое-что знаю, несколько приёмчиков. А физику… Её быстро можно наработать. Вы же понимаете.

— Нет, он ещё и рот открывает. Ты откуда такой наглый? Воробышек.

Тер-Антонян появился пару лет назад. Ну, то есть там, в прошлом теперь уже. Мы с парнями ходили тренироваться в «Динамо» на Красной, и однажды он там нарисовался. Тощий, задрипанный, только приехал из области. Его тогда участковым назначили.

— Ты кто такой? — пренебрежительно спросил его Никитос.

— Я Икар, — ответил он.

— Какой ты Икар? — засмеялся в ответ Никита. — Воробышек ты. Или грачонок.

И хоть он был чернооким и черноволосым, прилепился к нему именно Воробышек, на контрасте с гордым именем Икар. Но это было тогда, в далёком для него прошлом. А сейчас он прищурился, подумал немного и процедил сквозь зубы: