— Тихо-тихо, не кипишуй, спокуха, нам главное сюда заскочить. Уазик по высоте не пройдёт. Не нервничай, дядя Слава, ты красавчик.

Мы оказались в нешироком проходе между двумя детскими садами. По бортам застучали ветки клёнов, вылезших вдоль заборов, как сорняки.

Кукуша не дышал. Напрягся, окаменел, подался вперёд и схватился за баранку мёртвой хваткой. Даже пальцы, наверное, побелели.

— Не переживай, царапин не останется, всё путём. Всё путём… Давай! Жми!

Сзади завыла сирена, но огней видно ещё не было.

— Проедут, — покачал головой Кукуша. — Там труба высоко проходит. Метра два с половиной.

— Посмотрим…

Пролетев ракетой по этому тоннелю, мы выскочили в сквер у заброшенного Дома кино. Туда, где встречались после школы, чтобы ехать на кладбище. Мойка, обосновавшаяся в старом гаражном кооперативе с тыльной стороны кинотеатра, вовсю работала. Пыхтела, била струями воды, шипела, тонула в клубах пара и перед воротами стояло несколько машин, образуя очередь минут на тридцать.

— Давай туда, — махнул я рукой на мойку.

Кукуша бросил на меня быстрый взгляд и кивнул. Он проскочил в ворота мимо ждущих своего часа машин и рванул прямо к боксу, объехав очередь с левой стороны. Бокс как раз освободился и он попытался влететь в него без очереди.

Но какой-то мажорчик на выпендрёжном «китайце» дёрнулся вперёд и мы практически зацепились бамперами. Мажор в негодовании открыл окно и пытался качнуть права.

— Вот же машка, — скривился Кукуша, опустил стекло с моей стороны и перевалился, вжав меня в спинку кресла.

— Братан, — просипел он голосом крёстного отца так «проникновенно» и одарил парня таким взглядом, чисто медвежьим, что тот, должен был провалиться сквозь землю от ужаса.

Но я на мажора не смотрел и вообще отвернулся, чтобы не смазывать эффект своим школярским видом и едва сдерживаемой улыбкой.

— Войди в положение, как брата прошу, — вежливо по форме сказал Кукуша, но в его виде читалась такая нескрываемая угроза, что чувак на «китайце» моментально сник.

— Да какой разговор… Проезжайте… если спешите…

Кукуша презрительно зыркнул на него и молча поднял стекло. Вильнул рулём и влетел в бокс. Сзади в очереди кто-то особо недовольный нажал на клаксон и загудел.

— Давай, дочка, отдрай мой трактор, — подмигнул Кукуша девчонке мойщице. — Не торопись. Лучше дольше, да чище.

— Вам полную программу? — уточнила она.

— Конечно, самую полную.

— Проходите, оплачивайте, пожалуйста. В зале ожидания вы можете выпить кофе.

В бокс ворвался недовольный дядька из очереди и набросился на девчонку.

— Вы почему без очереди обслуживаете? Я тут час уже торчу!

Кукуша нахмурился и повернулся к недовольному.

— Да ладно, брателло, чё за кипиш, — добродушно улыбнулся он и вдруг напрягся.

Он почесал щёку, засветив свою синюю «ювелирку» и прищурился.

— Слышь, — подозрительно продолжил Кукуша. — А это не ты на «семёрке» кумом был? В натуре кум. Чё забыл меня? А зря. Я ведь говорил, найду на воле. Ну, и чё, кум?

Мужик тут же включил заднюю и выскочил из бокса. А мы прошли на кассу и Кукуша расплатился.

— Айда, посмотрим, — кивнул мне он.

Мы вышли за ворота и остановились. По улице, с обратной стороны кинотеатра промчались две милицейские тачки с огнями. А из сквера выскочил уазик и полетел дальше.

— Я думал, — хмыкнул Кукуша, что наезды, типа как в девяностых на народ уже не действуют.

— Так ты артист, — рассмеялся я, — больших и малых академических театров. Лицедей с большой буквы.

— Я тебе так скажу, школа, которую пройти пришлось, любой театральный институт за пояс заткнёт. Как думаешь, мусора номера срисовали? У меня лампочка не светит вообще-то.

— Может, они поэтому к нам и прилепились, — усмехнулся я, — что у тебя лампочка не светит?

— Нет. Херня. Они конкретно к нам подскочили. Это те щенки тупорылые стуканули. Отвечаю.

— Да ну, где они, а где менты.

— Значит, их менты крышуют. А мы их шуганули. Муть со дна подняли, вот они и того, возбудились.

— Значит, надо их немножко использовать в наших целях… — произнёс я, прищурившись.

— Как мы их будем использовать?

— Подумаем, — покачал я головой. — А ты нахрена ствол с собой взял? Это крайне неразумно.