— Денис… — начал было отец, но я перебил его, пытаясь определить пульс у мужчины, не подающего признаков жизни.

— Вызывай скорую помощь!

Пульс не находился, и я без всяких церемоний рванул у него на груди сюртук, нащупывая сонную артерию и пытаясь уловить движения грудной клетки, чтобы понять: он дышит или уже нет. Но зелёная змея, горящая на груди у Мазгамона, намекала на то, что шанс спасти этого человека у нас есть. Понять бы, что с ним?

Пульс не прослушивался, дыхание… Похоже, тоже нет. Фонендоскоп! У меня же в чемодане лежит мой фонендоскоп! Мурмура, кажется, научилась мои мысли читать, потому что подскочила к отцу и выдернула у него из рук чемодан. Он упал на землю, и она умудрилась его открыть, вытаскивая такой необходимый мне прибор.

Я вставил оливы в уши и попытался хоть что-нибудь услышать. Ни-че-го, вашу мать! И первое, что мне приходит на ум, это внезапная сердечная смерть. Попросту говоря, асистолия, возникающая на фоне полного здоровья и отсутствия в анамнезе даже намёков на заболевание сердца.

Щёлкнув по своему значку, я очень внятно произнёс:

— Денис Викторович Давыдов. Начинаю сердечно-лёгочную реанимацию в пятнадцать часов две минуты тридцатого августа.

Руки привычно легли на грудь неизвестного, и я принялся надавливать, пытаясь запустить внезапно остановившееся сердце.

— Денис, я могу узнать, что ты делаешь? — раздался над ухом голос Мазгамона.

— А может, ты уже поможешь мне? — рявкнул я, наблюдая, как движется стрелка воздушных часов, которые я сотворил, чтобы не отвлекаться ни на что.

— Я бы, конечно, помог, тем более что мне не нравится эта светящаяся змея, — заявил он, скрещивая руки на груди. — Но я не знаю, как именно.

— Замечательно, тогда живо иди сюда и начинай дышать! — заорал я уже не сдерживаясь.

— Дышать? — Мазгамон упал рядом со мной на колени. — Нет, я, конечно, могу дышать, но не понимаю, чем тебе это поможет.

И он начал сопеть, делая глубокие вдохи. Я лишь зарычал, бросил делать непрямой массаж сердца, оттолкнул этого придурка, запрокинул голову мужчины, открывая его рот и зажимая нос. Склонился над ним, делая глубокий вдох, взглядом отмечая, что грудная клетка приподнялась, значит, я всё сделал правильно.

— Фурсамион, то, что ты делаешь, это отвратительно… — прошептал демон, скорчив брезгливую гримасу, но тем не менее внимательно наблюдая за моими действиями.

— Заткнись, или я за себя не ручаюсь! — сделав ещё один вдох, снова переместился к груди. Равномерные нажатия, и следить, чтобы глубина была достаточной для того, чтобы стимулировать сердце, но не настолько, чтобы переломать ему рёбра. — Ну же, давай!

Я даже не считал, сколько раз я надавливаю. Какая к демоновой бабушке разница? Часы неумолимо отсчитывали время, отведённое для гибели мозга. Но значки всё ещё горели зелёным, а это значит, что его можно ещё спасти. Но как?

— Фурсамион, — снова зашептал мне на ухо Мазгамон. — Давай мы с ним быстренько сделку заключим, и не надо будет такие странные вещи с ним делать.

— Он мёртв, идиот! — рыкнул я, снова склоняясь над лицом мужчины и делая глубокий вдох.

— Тогда зачем ты так измываешься над трупом? — Мазгамон сел и удивлённо посмотрел на меня. — Никогда не замечал за тобой склонности к извращениям.

— Ты сейчас очень сильно портишь карму своему вместилищу, — процедил я, снова надавливая на грудь, чувствуя, как между лопаток стекает капля пота.

— Каким образом? — Мазгамон нахмурился. Он не мог во второй раз покинуть вместилище. Ему и так повезло, что он сумел в Николая вселиться после того, как Алевтина Тихоновна вышвырнула его из своего тела. И каким бы придурком этот демон ни был, вот конкретно этот момент он прекрасно понимал.

— Таким, идиот, — я чувствовал, как начинают дрожать выпрямленные со сцепленными в замок пальцами руки. Но сгибать их было нельзя, это было очень важно. — Ты не оказываешь помощь, а занимаешься не пойми чем. У тебя значок горит, значит, этот Коленька уже принёс клятву. Мы, судя по всему, вместе учимся. Я, по-моему, фамилию Довлатов в казарме видел. А неоказание помощи в этих условиях может закончиться для Николая, и для тебя в том числе очень плачевно. Если ты, конечно, прямо сейчас не вернёшься в Ад пред очи Велиала. Не скажу, что светлые, но горячие — это точно.

— Ну давай магию применим, — Мазгамон засуетился и принялся ползать вокруг нас. Я же бросил взгляд на часы. Пять минут. Ещё минута, и можно будет говорить, что я сделал всё, что мог. — Денис, ну давай, — заканючил демон, и даже с первого раза назвал меня правильно.

— Здесь не работает целительская магия, кретин. Ты думаешь, если бы здесь были лекари, то тромболизис кто-то изобрёл бы? Башку включи. Мне не нравится проводить реанимацию! Но я именно это делал и делаю! — полминуты. Осталось полминуты. Чёрт!

— Что делать-то? — Мазгамон метнулся к голове нашего случайного пациента и, подражая моим действиям, принялся делать искусственное дыхание. И у него даже получалось. Правда, через раз, но чаще и не надо.

— Ну же, давай! — и я в отчаянье отпустил руки, а потом прикрыл левой рукой мечевидный отросток и резко ударил по грудине сжатым кулаком. Прекордиальный удар после первой минуты после остановки сердца наносить бесполезно. Но я уже не знал, что дальше делать. Поэтому, нанося удар, я добавил в него немного дара Дениса и чуть-чуть своей изменённой ауры.