Он уже был частично одет. Мужчина натянул сапоги, простые темные штаны и рубаху, а рука, которую он накануне ночью порезал ножом, была аккуратно перевязана куском льняной ткани.

Последнее мне особенно бросилось в глаза. По сути своей, барон вчера оставил на себе только длинную царапину, но даже в таком случае использовал он чистый нож, а после, пока я спала — сам обработал рану и нанес повязку. Другой бы на его месте оставил все, как есть, даже не слишком заботясь о чистоте. Это же царапина — само заживет.

— Милорд, приветствую вас, доброго утра, — я вскочила на ноги и, виновато сомкнув руки перед собой, склонила голову. — Простите мой неподобающий вид, мне следовало проснуться первой и…

— Леди Эрен, прекратите, — тяжело выдохнул Гросс. Голос мужчины звучал надтреснуто и глухо, видимо, он вчера выпил слишком много вина, оставив меня в одиночестве на постели. — Хотя как будет теперь правильнее? Миледи?..

— Да, милорд? — я осторожно подняла на барона взгляд, пытаясь угадать его настроение в данный момент.

— Уже рассвело, — начал мужчина, подходя к окну и распахивая ставни. В комнату тут же ворвался и порыв декабрьского ветра, и холодный зимний свет. — Я заберу простынь и пришлю вашу служанку, чтобы она помогла вам одеться.

— Да, милорд, — я опять склонила голову, едва барон повернулся.

Более этот мужчина ничего не сказал — просто прошел мимо, в одно движение сорвал окровавленную простынь с постели и, отбросив засов на двери спальни, вышел в коридор, оставив меня в полном одиночестве посреди пустой комнаты.

Через несколько минут в дверь тихо поскреблись и показалась голова Лили.

— Госпожа Эрен! — воскликнула девушка.

Лили сияла от счастья. Теперь она могла называть меня своей госпожой или миледи, ни капли не стесняясь и не боясь, что кто-то накажет ее за «слишком большое почтение перед этой девкой». В руках у Лили уже было мое повседневное платье и белье, которое мы приготовили еще вчера.

В спальне барона нашлось и медное зеркало-пластина, и небольшой столик, за которым Лили смогла привести меня в порядок.

По лицу служанки я видела, что девушку буквально разрывает на части от любопытства, но она до последнего сдерживается от неприличных вопросов, ведь я теперь — баронесса Гросс, а не внебрачная дочь семьи Фиано.

— Вы прямо светитесь, госпожа, — протянула Лили, а щеки служанки залил румянец. — Правду говорят, что когда девушка вступает в брак и становится женщиной, даже ее стать меняется. Вы выглядите очень привлекательно, и величественно, и…

— Лили, — перебила я служанку. — Прекрати говорить глупости. Ничего не изменилось.

— Ой, ну что вы, госпожа! Конечно же изменилось! Вы теперь баронесса! — воскликнула Лили. — Ой, а что там…

Шум, который поднялся за окном, привлек внимание не только Лили, но и мое. Я встала и подошла к узкой бойнице, выглядывая на улицу, а Лили пристроилась за моим плечом.

Прямо под нами разворачивалась вполне понятная сцена. Дружинники обступили барона Гросса, словно вода, омывающая огромную скалу. Один из бойцов уже забежал на стену и с помощью копья вывешивал окровавленную простынь на воротах замка, остальные же стояли вокруг своего лидера, громогласно поздравляя его с полноценным вступлением в брак.

Выглядели все мужчины крайне энергично, хотя пиршество продолжалось до глубокой ночи, а прислуга не скупилась ни на пиво, ни на вино, которое лилось в прошлый вечер буквально рекой.

Словно почувствовав мой взор, барон внезапно обернулся и бросил короткий взгляд на окно. Наши глаза встретились, а мне стало до крайности неуютно — если до этого момента у него был шанс рассказать людям правду и отослать меня в отчий дом, как негодную, а брак — расторгнуть, то теперь пути назад не было. Длился наш зрительный контакт всего ничего — а мужчина уже вернулся к своим подчиненным и продолжил принимать поздравления, но мне же стало еще неспокойнее.

Барон прилюдно солгал, не только королевскому стряпчему, чей берет мелькал в толпе, но и своим собственным людям. Правду знали только двое — он и я. И эта неприятная тайна делала из нас сообщников по довольно тяжкому преступлению.

Когда мы уже почти закончили со сборами, в комнату постучались.

— Войдите! — слегка волнуясь, крикнула я неизвестным.

Это было странно. Я давно не испытывала подобного уважительного отношения. Даже когда я жила экономкой в поместье брата, хватало людей, которые могли ворваться в мою комнату, не спрашивая на то дозволения. А последний год после перерождения и вовсе напомнили мне, что ничего своего у меня нет — в комнату врывались все, кто желал, и только Лили соблюдала некоторые приличия, предварительно спрашивая моего разрешения.