Шондра никогда не была многословной.

Плащ зашуршал, ложась на холодный камень.

Я уложил девушку на темную ткань, ощущая под пальцами дрожь её тела.

Нужно немедленно помочь ей согреться.

В её глазах в свете луны плескался целый океан нежности.

Я склонился над ней, аккуратно задирая футболку и открывая вид на её грудь, плавно поднимающуюся и опускающуюся в такт её дыханию. Провёл рукой по мягкой, горячей коже. Её грудь упруго поддалась моим ладоням, соски затвердели на прохладном воздухе, и я поймал себя на мысли, что никогда не видел ничего прекраснее.

Каждый сантиметр кожи, открывавшийся мне, был как глава в любимой книге, перечитывать которую — особое удовольствие.

Шортики соскользнули с её бедер легко, будто сами не хотели служить преградой.

Лунный свет скользил по коже девушки, делая её похожей на жемчуг. Превращая каждый изгиб тела в серебристый шедевр.

Она ахнула, когда мои пальцы коснулись влажного тепла между её ног. Мои губы прижались к её шеи. Такой знакомый, такой родной запах её кожи смешался с морской солью.

Металлическая рука осторожно вернулась на её груди, и я услышал тихий вздох, сорвавшийся с её губ. Я нежно массировал и очерчивал кончиками пальцев твёрдый сосок. Шондра выгнулась мне навстречу, прижимаясь всем телом ко мне и показывая, что хочет этого так же сильно, как я.

Её руки скользнули ниже, к застёжке моих штанов, но сразу расстегнуть их не вышло. Пришлось отстраниться и расстегнуть пряжку. Шони лежали передо мной — совершенная, прекрасная в своей уязвимости.

Я стащил штаны ниже, сбросил рубашку и вернулся к ней. Целовал её живот, бёдра, каждый сантиметр её кожи, пока она не начала дрожать уже не от холода, а от нетерпения.

Во мне разжигался неистовый голод — чистый, животный, лишенный всяких притворств.

— Волк… — её голос сорвался на полуслове, когда я вошел в неё — медленно, давая привыкнуть к каждому сантиметру. Тело Шондры сжалось вокруг меня, как перчатка, горячая и влажная. Я замер, чувствуя, как её сердце бьётся в унисон с моим — бешено, неистово. Посмотрел ей в глаза, и увидел в них своё отражение.

Наши губы снова встретились — и тепло окутало меня, изгоняя последний холод из моей души.

Потом началось движение. Медленное сначала, с каждым толчком всё более уверенное. Её бедра встречали мои удары, волны внизу бились о скалы в том же ритме — тяжелом, неумолимом. Я чувствовал, как напряжение нарастает в её теле, как сжимаются её пальцы на моих плечах.

Тихие стоны девушки смешивались с шумом ветра.

Ритм нарастал. Каждый мой толчок становился всё сильнее. Наш собственный прибой, наша собственная музыка ночи. Волны внизу бились о камни всё яростнее, и я вторил им, входя в неё глубже, быстрее. Её ногти слегка впились в мою спину.

Напряжение в нас обоих нарастало, превращаясь в тугую пружину, готовую вот-вот распрямиться.

— Волк… — снова прошептала она, и в этом единственном слове было всё: мольба, восторг, обещание.

Я чувствовал приближение пика.

Мир сузился до её лица, до её глаз, до её стонов.

Потом она закричала и выгнулась. Её тело сжалось вокруг меня в серии судорожных спазмов, и я не смог удержаться дольше. Напряжение достигло предела. Мои мышцы свело судорогой. Девятый вал, который копился во мне, обрушился.

Горячая волна накрыла с головой, вырывая из груди хриплый стон. Казалось, я растворяюсь в ней, капля за каплей, до последней молекулы.

Это была не просто физическая разрядка. Это было слияние, момент, когда две сломленные души находят друг в друге целостность.

В этот момент не было ничего, кроме нас. Две фигуры на краю мира, слившиеся воедино под луной, пока волны внизу разбивались о скалы, словно аплодируя финалу нашего страстного танца.

Когда последние отголоски удовольствия стихли, я опустился на неё, утыкаясь лицом в её волосы. Мы лежали так долго, слушая, как успокаивается море и наши сердца. Я чувствовал себя опустошённым, но впервые за долгое время — не одиноким.

Проблемы никуда не делись. Мои бабы остались бешенными сучками. Кощей всё ещё ждал нас впереди. Но теперь, в этой тишине, я знал, ради чего стоит сражаться.

Мы лежали на плаще и молчали.

Шондра прижалась ко мне, её голова покоилась на моей груди, а пальцы медленно чертили невидимые узоры на моей коже. Её дыхание было ровным, тёплым, как морской бриз, ласкающий побережье. Я чувствовал каждый её вдох, каждый удар её сердца — будто оно стучало не в её груди, а в моей.