Всё остальное было уже делом техники, о находке я рассказал только Лёхе-танкисту, и после ужина мы небольшой компашкой пошли прогуляться по парку, чтобы случайно найти жмурика. Они пошли, меня же вызвал к себе военком госпиталя — батальонный комиссар Реутов для беседы, как он пояснил. Так что алиби я себе обеспечил, рассказав Лёхе, где примерно нужно искать, так как труп находился неподалёку от лаза в заборе, и об этом я догадался, возвращаясь обратно. В общем, чекистам снова нашлось чем заняться до темноты. Как потом выяснилось, уехали они далеко за полночь, прихватив с собой труп хромого и кое-кого из обслуживающего персонала госпиталя, оставив в залог своего человека.

После успешной операции Пацюк остался отходить от наркоза, да и лечиться наверняка здесь же будет, госпиталь-то отнюдь не простой, а привилегированный, в основном для командного и начальствующего состава от капитана и выше. Рядовые, сержанты и несколько Ванек-взводных в званиях самых младших из лейтенантов, оказались здесь чисто случайно. Как позже выяснилось, комиссар Реутов впечатлился, и когда в сортировочном госпитале распределяли очередную партию из санитарного эшелона, предложил разместить в доме отдыха настоящих бойцов и командиров, а не тыловых крыс с афедронными ранениями. Фронтовые «офицеры» здесь тоже лечились от ран, но много было и просто больных, в основном с Брянского фронта и тыла.

Лечили нормально, — а вот кормили? Вроде по норме, но по какой-то уж больно ограниченной. Так что простых бойцов кормили по голой норме, зато непростой командный состав ещё и доппаёк получал. Одно радовало, вместо махорки папиросы давали всем без исключения. И если обычную больничную еду ещё можно испортить так, что добавки вряд ли захочется (зато свинкам больше достанется), то папиросы — какие получали на складе, те и давали. Вот и пришлось выкручиваться, чтобы разнообразить досуг и обеспечить своих мужиков витаминами. Не куревом, а овощами, сухофруктами, семечками, орехами и прочим, что можно выменять у местных на табачок по ценам чёрного рынка. Всё добытое сдавали в общий котёл, оставляя добытчикам десять процентов на личные нужды, а затем делили по-братски, решая, на что потратить. Кто хотел выпить, скидывались и шли за горилкой, кто не хотел, тот менял на морковку или орехи. «Казино» открывалось за пару часов до ужина, желающие могли так развлекаться и после, но после ужина как правило заводили патефон и начинались другие мероприятия.

Сам я обычно играл в быстрые шахматы, десять папирос партия. Хочешь отыграться, не вопрос, с тебя ещё десяток, и так хоть до самого ужина. Но обычно больше трёх партий с одним и тем же я не играл, выиграв две первых и проиграв или слив третью. В результате человек уходил счастливый, проиграв 20, зато выиграв 10 папирос. Если хотел продолжить, то проигрывал ещё больше, так как удача от него отворачивалась. Но я мог такого и просто послать, под предлогом, что другие тоже хотят играть, а две из трёх партий он продул. Тем более желающие находились всегда, если не из левых, то из своих, чтобы отбрить шибко азартного мудака, который готов был последние штаны проиграть.

На следующий день после приезда чекистов казино перестало работать, надоело, да и комиссар попросил заняться полезным делом. Была ещё и третья причина. После ареста начальника АХЧ, двух поварих и отъезда хромого бухгалтера в городской морг, кормить стали намного сытнее и вкуснее. Утром на завтрак была манная каша, два куска белого хлеба и две шайбы сливочного масла, каждому. Хочешь кидай в горячую кашу, хочешь намазывай на кусок и ешь с какао, сваренном на молоке. В добавке тоже никому не отказывали, что с какао, что с кашей. Затем не повезло поросёнку в местном свинарнике, но он недолго визжал. Зато на обед был настоящий борщ на мясном бульоне, гуляш с картошкой и компот, причём сладкий, а не как обычно. Хлеб был только ржаной, зато грамм по триста на брата. На столах появились соль, горчица и перец, хотя и в еду специй не пожалели. Суп был наваристый и густой, а не как всегда, крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой, одна картошина на кастрюлю, да ещё и без соли. А такого второго блюда, я уже и не помню, когда ел. На добавку был только компот, но какая ещё добавка, если я еле из-за стола вылез, да и не я один. Даже самые кишкоглотные кишкоглоты и те не маячили у раздачи, едва ковыляя на выход. Сунувшись как обычно в окно мойки, чтобы выпросить пару косточек из компота для бельчонка, я был послан посудомойщицей Фросей, хоть и недалеко.

— Там на раздаче кастрюля, иди и нагреби себе сколько хочешь, а я и так с утра затурканная, как проститутка в портовом борделе.

— А с чего ты, Фрося, такая затурканная? — удивляюсь я такой неслыханной щедрости.

— А заёбкалась тут одна вас оглоедов кормить, да ещё посуды гора и со столов убирать. — Пожаловалась она, бросив тряпку.

— И почему ты сегодня одна? — пытаюсь я выяснить причину.

— Да, двух стряпух ночью чёрный воронок увёз, третья торба с утра на работу не вышла, вот за всех троих одна и отдуваюсь, да ещё и свою работу выполнять надо.

— Так это ты что ли сегодня готовила?

— А ты тут ещё кого-то видишь? Пришла утром, никого нет, начальства тоже. Пробежалась по кухне, нашла всё, что эти домой не упёрли, вот и сготовила. К обеду товарищ комиссар распорядился кабанчика заколоть, а чем буду вечером вас кормить, даже не знаю. Склад закрыт, начальника АХЧ нет, ключей тоже нет, да и есть ли что на том складе, я даже не знаю. За продуктами только эти торбы ходили. Какие-то у них там свои дела, как больше украсть и списать, да кому надо пасть взяткой заткнуть.

— А где ты всему этому научилась?

— Тебя на рифму послать или как?

— Не надо меня на рифму посылать. А всё-таки?

— Техникум я закончила и до войны работала в этом доме отдыха поваром.

— А теперь чего подавальщицей-посудомойкой?

— Старого начальника АХЧ посадили, а новому я не приглянулась, бо не дала, вот и сместили. Да и язык у меня длинный. Вот и сейчас… Всё, заболталась я тут с тобой. Иди отсюда, вода остывает. — Махнула она на меня рукой и принялась мыть тарелки.