Плацдарм мы удерживали до конца месяца, и всё это время к нам прорывались группы бойцов, выходящих из окружения, но с каждым днём их становилось всё меньше и меньше. Поначалу противник пытался нас сбросить в реку, но обломал зубы, после чего ограничился действиями разведгрупп, артиллерийскими обстрелами и налётами авиации по переправам. Отошли за реку мы только по приказу командования фронтом, так как удерживать плацдарм смысла уже не была. После таких потерь ни о каких наступательных действиях не могло быть и речи, а поток выходящих из окружения практически иссяк, да и немцы нас обложили плотно, так что проще было переплыть через Северский Донец где-нибудь в другом месте, чем пробиваться к нашим позициям. Отходили организованно, ночью тылы и вся артиллерия переправились на левый берег реки, после чего отошла пехота, а танковые батальоны прикрыли отход, наведя шороху в рядах неприятеля короткими ночными контратаками, а затем переправились сами. Пехота противника прохлопала наш отход или просто не успела за танками, а когда немцы спохватились, было уже поздно, переправу арьергардов прикрыла артиллерия с левого берега.

В результате 21-й танковый корпус расформировали, (командование корпуса попало в кольцо, да так в нём и сгинуло), а все части и подразделения, которые от него остались, передали в наш 23-й и отвели в тыл для пополнения и переформирования. Генерал-лейтенант Подлас покинул правый берег реки одним из последних, от командования армии его отстранили и отозвали в Москву, видимо хотели сделать козлом отпущения, но обошлось, в 57-й армии сохранилась большая часть войск (людей и техники) и не одна дивизия не отошла без приказа, нанеся врагу большие потери. Командующий 6-й армии погиб в окружении, разделив свою судьбу со многими бойцами и командирами своей армии. Наш танковый корпус только закалился в этих боях, и несмотря на понесённые потери, стал ещё крепче и боеспособнее Так что ремонтируем технику, сколачиваем бригады и пишем отчёты по итогам боевых действий, отправляя их по инстанции, и готовимся к новым боям и походам.

Снова я в госпитале. И хотя осколки гранаты меня не задели, кто-то из диверсов успел нажать на курок и одна пуля прилетела мне в спину, хотя я даже не заметил, когда это произошло. Диверсам повезло меньше. Лимонка разорвалась прямо в воздухе неподалёку от них. А когда на звук от взрыва сбежались все любопытные, то у жуликов не осталось никаких шансов не то чтобы уйти, а даже пристрелить меня и Иванну. Вместе со взрывной волной их накрыло ещё и осколками, так что тех, кто очухался и попытался оказать вооружённое сопротивление, добили на месте, всёх остальных в процессе.

Доктор Бромберг выковырял из меня мягкую револьверную пулю и приказал жить долго и счастливо, отправив на санитарном поезде в госпиталь, подальше от фронта, с очередной партией раненых, тем самым избавив от неприятностей и проблем. Хотя от самоедства было никуда не деться. Так что было бы лучше, чтобы меня потаскали на допросы или даже посадили в кутузку. Тогда бы я уже не так себя изводил, прокручивая в голове тот злополучный день. Если нам с Иванной повезло, то двух дневальных красноармейцев эти суки всё же убили и завладели оружием. А если бы я проявил революционную бдительность и посадил трёх подозрительных личностей в глубокий зиндан, а не на губу вместе со всеми, отделив агнцев от козлищ, то жертв можно было вполне избежать. Если посмотреть с другой стороны, то устав караульной службы никто не отменял и он кровью написан, в том числе и этих бойцов. Конечно, простой красноармеец против хорошо обученного диверсанта на равных не потянет, но как говорят американцы — «Бог создал слабых и сильных людей, а полковник Кольт уравнял их шансы» — или сделал равными, изобретя свой знаменитый револьвер. И у наших бойцов как раз револьверы и были, хоть и системы Нагана, а не Кольта, а вот у диверсов не было. Сперва не было, а потом перешли по наследству, как показало предварительное расследование. Но…

Так я себя и изъедал почти всю дорогу, пока наш эшелон ехал до госпиталя. Но в конце концов, решил, что во всём виноват мой распутный образ жизни, и сам себя наказал, решив завязать узелок. То есть зарёкся заводить серьёзные отношения с женским полом до конца войны, так как от них только один вред окружающим, в смысле от отношений, хотя от баб тоже вред, но без них никак. С несерьёзными тоже решил повременить и не поддаваться на провокации, во всяком случае, пока лечусь, а там как повезёт или не повезёт. В общем, немного пофилософствовав, я плюнул на это дело и пошёл курить в тамбур. Вроде бросал, но когда нечем заняться, да ещё в дороге, ну и боль, хоть немного, но отпускала… Мне ещё повезло, так как я был ходячим и считай легко отделался, хотя под лопаткой нестерпимо болело, особенно от лишних и неосторожных движений. Поначалу без уколов морфина было не обойтись, особенно после операции. Повезло ещё и потому, что меня сразу положили на операционный стол, да и рана оказалась чистой, поэтому всё должно зарасти как на собаке.

Судя по солнцу и компасу, ехали мы почти всё время на север, и приехали в город Воронеж, где наш санитарный эшелон и остановился, а до госпиталя нас уже везли как на грузовиках, так и на санитарных машинах, типа таких же, на какой ездил друг Шурика из кинокомедии про кавказскую пленницу и обзывал её пылесосом. Не пленницу, а машину, приговаривая — Да будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса. Не даром говорил старый мудрый… — А дальше мимо проходила юная комсомолка, виляла бёдрами, автомобиль чихал, заводился и ехал за ней. Или это ишак ехал. Короче, оба хотели Нину… Догнать, наверное. Как там сейчас моя комсомолка? Ведь мы даже толком не попрощались, так как её пришлось спровадить дальше в тыл, снабдив мандатом и продуктовым набором в вещмешке. Как говорится, чем меньше свидетелей, тем меньше проблем. Вернувшийся оперуполномоченный Саидов сразу развернул кипучую деятельность и всем причастным озвучил свою версию событий. Про героического старшего сержанта, на которого напали диверсанты-дезертиры, но он сумел их обезвредить и уничтожить в неравном бою. Эта версия была выгодна всем, как в плане не выноса сора из избы, так и… В общем, прикрылись со всех сторон. Уничтожив протоколы допросов и отправив всех, кого можно в запасной полк.

Мне как ходячему, досталось сидячее место в кузове полуторки, и я с любопытством оглядывался по сторонам, когда мы проезжали по ночному городу. Сначала наша колонна машин ехала по дамбе, далее по мосту через реку, после чего покрутились по улицам и остановились возле какого-то здания, похожего на школу. Туда нас и заселили. Койко-мест хватило только для тяжелораненых, а всех кто полегче, разместили прямо на полу в коридорах. До утра кое-как перекантовались, а после завтрака началось перераспределение. Всех тяжелораненых после осмотра и перевязок куда-то увезли, сказали, что в очередной санитарный эшелон, для эвакуации вглубь страны. После чего занялись легкоранеными. Хотя действие морфина после того, как меня укололи в поезде, уже отошло, я держался из последних сил. Не знаю почему, но вот было у меня предчувствие, что не нужно мне никуда далеко ехать. И хотя я был не совсем лёгким, а немного тяжёлым или с ранением средней тяжести, выяснилось это только на врачебном осмотре, при изучении моей истории болезни, и то только после того, как я слегка потерял сознание…

Меня привели в чувство, укололи и допросили с пристрастием. Естественно после укола морфина я пребывал в лёгкой эйфории и выложил всё, как на духу, но было уже поздно, и мой поезд ушёл дальше в тыл. Вместе со мной набралось ещё с десяток таких же «придурков», которые не хотели далеко уезжать от линии фронта. Так что всех легкораненых распихали по городским (ГЛР), а нас, больных на всю голову, посадили в одну санитарную машину и куда-то повезли. Полчаса покрутившись по улицам Воронежа, машина заехала в лес. В этом лесу нас и оставили, поселив в доме отдыха имени Максима Горького. Эту надпись я прочитал на арке въездных ворот. Сейчас эта здравница системы ВЦСПС называлась — эвакогоспиталь № 4081. Хоть тут повезло. Неплохая лечебная база, от подводных до физио-лечебных процедур, плюс лес, речка, лето, солнце и много красивых девушек. Ну что ещё нужно для полного счастья и скорейшего выздоровления? В общем, зарекалась свинья апельсины не есть, но не смогла. Вот и я не смог удержаться от соблазна, утешая себя тем, что я уже и так достаточно страдаю от боли в ране.