— И ты! — он ткнул в меня пальцем. — Ты позволил ей себя купить! За что? За чуть более стабильный портал? А потом что? Она будет диктовать тебе, куда идти, с кем воевать, кого убивать!

— Фома…

— Не надо меня успокаивать! — Маг схватился за голову. — Десятки лет я изучал магию и практиковал её! А этим избранникам стоит только щёлкнуть пальцами, и правила игры меняются, законы природы подстраиваются под них.

Он остановился, тяжело дыша, и посмотрел на меня с горечью:

— А мы, простые смертные, что? Годами корпеем над формулами, экспериментируем, рискуем жизнью… И всё это бесполезно, когда объявляется очередной «избранный».

Я спокойно отпил вина, дожидаясь, пока он выпустит пар. В конце концов, я его прекрасно понимал.

— Закончил? — поинтересовался я, когда Фома наконец замолчал. — Тогда слушай внимательно. Я не продался богине, а заключил с ней взаимовыгодную сделку. Она получает свою Цитадель — великое теологическое сооружение и знак собственного величия на континенте. А я получаю стабильные порталы и экономические преимущества. Обычный бизнес, обычная сделка, выгодная обеим сторонам.

— Бизнес! — фыркнул Фома. — С богиней!

— Ну а что тут такого, если с ней можно договориться? — я пожал плечами. — Богиня, да… С кем угодно можно заключить сделку, если найти точки соприкосновения. Принцип один: ты — мне, я — тебе. И да, это несправедливо по отношению к таким, как ты. Но не я устанавливал правила этого мира. Я просто играю по ним максимально эффективно.

Впрочем, эта философская дискуссия была не самой острой из моих проблем. Портал-то мы стабилизировали, но я серьёзно недооценил последствия запуска строительства Цитадели Виоли.

Цифры не врали.

На Цитадель система автоматически перебросила двадцать пять рабочих — именно столько требовалось для столь масштабного проекта.

В Граде Весёлом это прошло почти незаметно: лимит населения в пятьсот человек позволял легко перераспределить кадры. Город большой, диверсифицированный, с множеством дублирующих должностей. Кого-то сняли с торговли, кого-то с охраны, кого-то с ремесленного производства — система умело распределила нагрузку.

А вот по Разино эта «кадровая оптимизация» ударила как кувалдой по голове. Городок маленький, специализированный. Каждый работник на счету. И когда система забрала четверть населения на стройку, жизнь в нём практически остановилась.

Я открыл административную панель и мрачно уставился на отчёты. Пустые здания. Остановленное производство. Ноль золотых дохода в день.

Мне это напомнило кризис девяносто восьмого года, когда половина региональных заводов «Эола» встала из-за дефицита оборотных средств после американского банковского кризиса, ударившего по финансовой системе всего мира.

Мы все тогда узнали, что банкиры всего мира тесно связаны между собой.

Тогда мы тоже столкнулись с тем, что оптимизация ради одного проекта могла убить всё остальное. Разница была лишь в том, что в России мы могли нанять временных рабочих или перебросить людей с других площадок. Здесь таких возможностей не было.

Три месяца простоя — это кошмар для любого бизнеса. При нулевых доходах и постоянных расходах на содержание инфраструктуры я получал прямой кассовый разрыв. В корпоративной терминологии это называлось «сжиганием денег».

Выход был один: миграция. Нужно было разрешить свободное перемещение населения между городами союзников, чтобы избыток рабочей силы естественным образом перетёк туда, где есть вакансии. Классическая рыночная механика.

Я составил стандартный договор о свободной миграции, прикрепил к нему неплохой финансовый стимул — тысячу золотых каждому партнёру — и разослал его всем своим торговым контактам: Герману Дурневу, Серхану Демиру, госпоже Анне Вульф и даже сэру Акертону. Деньги — универсальный язык бизнеса.

Первым ответил Герман. Его письмо было коротким, энергичным и очень в его стиле:

«Алексей! Чёрт возьми, да! Отличная идея! У меня полно народу без дела слоняется по улицам. Пусть идут к тебе работать, а мне будет меньше головной боли с безработными. И денежки за это ещё получу! Считай, договор подписан. Буду своим говорить, что у тебя есть хорошие места».

Типичный Герман — прямолинейный, без лишних церемоний, сразу к делу. И понимание у него здравое: безработица — это проблема. Лучше отправить людей туда, где им найдётся применение, чем держать их на шее и создавать почву для преступности.

Анна Вульф ответила более обстоятельно:

«Лорд Алексей, ваше предложение разумно и взаимовыгодно. Соглашаюсь на свободную миграцию сроком на один год. Мой город достаточно велик, чтобы позволить себе отток части населения, особенно если речь идёт о временных работниках. В то же время мои граждане получат новые возможности для трудоустройства. Тысячу золотых приму в качестве компенсации административных расходов. С уважением, Анна Вульф».

И это тоже был характерный для неё подход: деловито, без эмоций, с чётко просчитанными выгодами. Анна понимала экономику не хуже меня.