Едва сдерживаемая ярость бурлит под его кожей, мышцы шеи напряжены, вены выступают на фоне татуировок, покрывающих горло, как будто одно неверное слово – и мне проломят череп.

Люди Рука готовы разорвать мир на части ради его дочери, а я стою у них на пути.

— Папа.

Голос Фи прорезает нарастающее напряжение. Это первое слово, которое она произнесла с момента их прибытия.

Я бросаю на нее взгляд и вижу, что она смотрит прямо на меня, зубами пытаясь прогрызть мягкую ткань щеки.

Ей не составит труда сейчас соврать.

Подставить меня. Сказать им, что это я втянул ее в эту заварушку, что это моя вина. Уверен, она может сплести прекрасную паутину, и эти люди попадутся в нее.

— Он сделал это для меня. Тот парень. Он… — она замолкает, собираясь с силами, прежде чем продолжить. — Джуд просто защищал меня.

Я провожу языком по внутренней стороне щеки. Я думал, что убийство того парня снимет мое напряжение. Смоет горький привкус правды, который Окли оставил на моем языке.

Но нет.

Я все еще чувствую вину. Призрак, которого я никогда не видел, но чье присутствие ощущаю. Я не могу от него убежать, и он шепчет мне на ухо каждый раз, когда я смотрю на нее.

— Он прикасался к тебе?

Вопрос Рука адресован Фи, но когда я смотрю на него, вижу, что он не отрывает взгляда от моего лица.

Мне требуется вся сила воли, чтобы держать рот на замке. Я сдерживаю желание рассказать ему, как именно я прикасался к ней. Как до сих пор чувствую ее вкус на языке и как сильно ей нравилось быть предательницей.

— Не успел, потому что появился Джуд, — бормочет Фи.

— Хорошо.

Полагаю, это самое близкое к «спасибо», что я когда-либо услышу от Рука Ван Дорена.

Я смотрю, как он обнимает ее, его крупная фигура закрывает ее от моего взгляда, и предполагаю, что они обсуждают что-то между собой. Не то чтобы мне было это интересно. Я сделал свое дело на сегодня.

Униженный, как ребенок, пойманный за школьной дракой, я закатываю глаза и ухожу прочь. Я прислоняюсь спиной к ближайшему дереву, и сигарета сама ложится между пальцами, прежде чем я зажигаю ее.

В мире не хватит никотина с ментолом, чтобы помочь мне пережить эту ночь.

Я делаю долгую затяжку, позволяя дыму опуститься глубоко в груди и прожечь меня насквозь.

Я убил человека. Я убил человека и не жалею об этом.

Я даже не знал его имени, но кровь, которая когда-то текла в его венах, касалась его сердца, все еще на моих руках, окрашивая суставы пальцев, не смываемая дождем.

Нет чувства вины. Нет ужаса. Нет паники.

Я спокоен.

Как будто та часть меня – та, которую мне передал отец, та, с которой я так долго боролся – наконец-то нашла свое место.

Она укоренилась глубоко в той густой обсидиановой грязи, которая всегда была внутри меня. Ожидая, пока я перестану притворяться, что я кто-то больше, чем есть на самом деле. Она пульсирует прямо под поверхностью, живая, и ощущает себя как дома в темноте, которая была мне дана с детства.

Я сделал это не для того, чтобы получить благодарность от Фи. От Рука. От кого-либо из них.

Я сделал это, потому что частично виноват в том, что она стала всем, что я так ненавижу.

И это сломало что-то внутри меня.

Эта первобытная, уродливая вещь, то, чего я боюсь больше всего, прорвала металлические решетки, которые должны были сдерживать ее. Она вылезла с жадным аппетитом к жестокости, и самое страшное – это не то, что я сейчас чувствую необычное спокойствие.

Самое страшное, что я не знаю, смогу ли я когда-нибудь загнать ее обратно в клетку.

— Есть еще одна?

Голос Алистера возвращает меня в настоящее. Он проходит сквозь туман дыма, как призрак, и останавливается прямо передо мной. Он кивает головой в сторону пачки сигарет в моей руке, тени играют на суровых чертах его лица.

Если этот мужик попытается отчитать меня за то, что мы кровные родственники, я врежу ему.

Я бросаю ему пачку и он без труда ловит ее. Он зажигает сигарету с привычной легкостью, делает затяжку и смотрит на меня сквозь дым.

— Курение тебя убьет, ты ведь понимаешь? — бормочет он, говоря сквозь облако дыма.

— Да, — выдыхаю я. — Поэтому я дал тебе одну сигарету.

Алистер Колдуэлл известен своим гневом, поэтому я ожидаю от него какой-то злобной реакции, но вместо этого получаю противоположное.