Шрифт:
Уголки его рта дергаются, из горла раздается тихое хихиканье. Я бы принял это за гнев, но блеск в его глазах скорее похож на одобрение.
Было время, когда я бы умер за его одобрение. Прошел бы по раскаленным углям за малейший признак внимания.
Он тяжело вздыхает, проводя усталой рукой по бороде.
— Ты в порядке?
Я фыркаю, когда наши взгляды встречаются.
— Засунь свою заботу себе в задницу, Колдуэлл.
Говорят, кровь гуще воды. Если это правда, то почему я чувствую большую связь с каплями дождя, падающими на мою кожу, чем с человеком, стоящим прямо передо мной?
— Еще недостаточно потерян? — рычит Алистер, кивая подбородком на мою обнаженную грудь, его глаза скользят по медальону, висящему на моей шее.
Хлопок наполняет мое горло, рот пересыхает, когда я пытаюсь сглотнуть.
Прошло много лет с тех пор, как мы стояли так близко, как обменивались чем-то похожим на разговор.
Тогда мне было семь, и я встретился с ним в коридоре нашего дома. Он вышел из кабинета моего отца, еще до того, как тот начал издеваться надо мной, и я, наверное, выглядел как любой другой ребенок, с широко раскрытыми глазами и невинным выражением лица.
Он присел на корточки и без слов встретился со мной взглядом. Мы просто смотрели друг на друга, два незнакомца, которые не должны были пересекаться.
И тогда, в тот момент, он снял с шеи медальон – золотой медальон с надписью «Один билет, на паром доя Стикса» – и вложил его в мои маленькие ладошки.
Я помню, как смотрел на него в замешательстве, а потом спросил:
— Это деньги?
А он ответил:
— Вроде того. Это купит тебе дорогу домой. Если ты когда-нибудь заблудишься.
И вот теперь, снова стоя здесь с ним, с тем же медальоном, холодным на коже, я чувствую, как горечь подступает к горлу. Слово «дом» впивается в живот, как нож. Я сжимаю челюсть, напрягая мышцы шеи, и с трудом выдавливаю из себя слова, голос мой низкий, острый, как бритва.
— У меня никогда не было дома, по дороге к которому можно заблудиться.
Глава 18
Поэт
Фи
14 сентября
Внутри меня есть кладбище – место, где умирают секреты. И сегодня ночью я похоронила еще несколько.
Каждая ложь, которую я наговорила Норе, Атласу и Рейну, оставила после себя новый надгробный камень.
Я не могла рассказать им правду о том, что произошло сегодня ночью.
Сразу за моим кованым балконом остатки ночи упорно цепляются за горизонт. Задний двор раскинулся к Тихому океану, небо меняет цвет с глубокого индиго на приглушенный синий, мерцая под первыми лучами рассвета.
Я продолжаю повторять себе, что ложь была ради их же блага.
Им не нужно было в это все ввязываться, но, честно говоря, я даже не знаю, как все это им объяснить. С чего начать? С убийства? С секса? С ужаса на лице отца, когда он меня увидел?
Еще одна могила на кладбище моих секретов лучше любой из этих правд.
Наступает рассвет, медленно срывая с ночи покров, но звезды не хотят сдаваться. Они задерживаются, как призраки, отказываясь исчезать. Они затаили дыхание, ожидая встречи с солнцем.
Мир дает мне шанс начать все с нового листа.
Но, как и звезды, я еще не готова сдаться. Пока нет.
Не раньше, чем я выкину из головы один вопрос.
Зачем Джуд Синклер убил кого-то ради меня?
Я думала только об этом, когда отец проверял меня, ругал за мою опрометчивость, больше беспокоясь о моей безопасности, чем о том, что я позвонила ему, чтобы избавиться от трупа. Я всегда знала о репутации своего отца и дядей. Я знаю, что это не первый труп, от которого они избавились.
Любопытство по поводу его мотивов мучило меня так сильно, что я даже не была шокирована спокойствием мамы. Ее безмятежное поведение, когда она вошла в ванную час назад, отсутствие вопросов или обвинений, должно было бы меня беспокоить.
Но не беспокоило.
Мы сидели в тишине, пока она стояла на коленях на полу рядом с ванной, а мои мысли были поглощены Джудом, и ее руки осторожно мыли мне волосы, как она всегда это делала, когда я была маленькой.
Я надеялась, что этого будет достаточно, чтобы я смогла заснуть, но я все еще бодрствую, глаза жжет, а морской бриз охлаждает кожу.