Его губы искривляются в коварной улыбке, в глазах читается темное удовлетворение, вызывающее трепет в животе.

Без колебаний Джуд опускается на меня, его горячий рот накрывает мой клитор. Облегчение от давления почти заставляет меня кончить. Мои бедра сжимаются вокруг его головы, а его язык движется с такой точностью, что у меня дрожат ноги.

Крепко удерживая меня, его твердые руки сжимают мои бедра, пока он пожирает меня, как изголодавшийся мужчина, и подталкивает меня к грани безумия.

Каждое движение его языка пронзает мое тело молниями, каждый удар намеренный, безжалостный. Холодный металл его пирсинга, касающийся меня, вызывает напряжение в животе, которое становится все сильнее и сильнее, как слишком натянутая проволока.

— Быстрее, — задыхаюсь я. — Да, черт, вот так.

Я запрокидываю голову назад, закрываю глаза и издаю сдавленный стон, когда он чередует медленные, дразнящие лизания с более уверенными, прежде чем перейти к моему клитору. Он подталкивает меня дальше к краю, и мне все труднее сдерживать удовольствие, которое грозит разорвать меня на части.

Он низко рычит у меня между ног, и от вибрации я выгибаюсь. Грубая кора дерева царапает мне спину, и боль смешивается с удовольствием в идеальной, жестокой гармонии.

— Вот так, маленькая предательница. Покажи мне, как сильно ты кончаешь из-за парня, которого ненавидишь. Намочи мне лицо. Пусть твоя киска плачет для меня, — его слова приглушаются моим телом, но я чувствую, как они отзываются эхом во мне, проникая глубоко в кости.

Давление нарастает, поглощая все мысли, пока не остается ничего. Никаких забот. Никакой ненависти. Никакого Джуда. Никакой Фи.

Только жар его рта на моей мокрой киске, жжение в венах и первобытная, настойчивая потребность отпустить себя.

Мои пальцы сжимают его волосы, дыхание становится прерывистым.

— Я кончаю. Черт, я кончаю, Джуд…

Мой оргазм обрушивается на меня, как бурное освобождение, разрывая с такой силой, что я не могу сдержать крик, вырывающийся из горла. Ноги сжимаются вокруг его плеч, руки впиваются в его волосы, отчаянно пытаясь удержаться, пока удовольствие волна за волной пронзает меня.

Белые искры мелькают за моими веками, тело дрожит. Я чувствую каждое биение своего сердца, каждое из них посылает ударные волны по всему моему телу. Пульс гремит в венах, неумолимый, пока я свободно падаю в озеро экстаза.

И я просто продолжаю падать, потому что Джуд не останавливается.

Мое дыхание прерывается короткими, неровными вздохами, пока он продолжает медленно и лениво двигать языком, затягивая удовольствие и растягивая его, как леденец, пока мое тело не начинает гореть.

Его пальцы так сильно впиваются в мои бедра, что, скорее всего, оставят синяки, которые будут напоминать мне, где я, кто я и что это не сон. Все это слишком реально, слишком инстинктивно. Я жажду боли, того, как она скрепляет меня с настоящим, удерживает на земле, пока удовольствие разрывает меня на части.

— О, черт. Боже, черт…

Слова вырываются из моего рта прерывистым шепотом. Мои ноги неконтролируемо дрожат, пока его неумолимый рот продолжает двигаться, утягивая меня все глубже в бездну.

Где нет света. Нет кислорода. Нет жизни.

Только удовольствие.

Я едва успеваю оправиться от первого оргазма, как чувствую, что он снова нарастает, неудержимая сила сжимает меня изнутри, моя киска сжимается вокруг пустоты. От интенсивности ощущений у меня затуманивается зрение, мир сужается до его рта, владеющего мной, до боли между ног.

Это туман удовольствия, раскаленный и всепоглощающий. Туман, из которого я не уверена, что когда-нибудь выберусь.

Время теряет смысл – секунды, минуты, часы – все сливается в один бесконечный момент, где не существует ничего, кроме жара его рта и мягкого жжения, распространяющегося по всему моему телу.

Мои ноги дрожат, когда он отстраняется, оставляя меня бездыханной и обнаженной перед прохладным ночным воздухом. Я не знаю, как еще могу стоять, когда он наконец опускает меня на землю, и мое тело вздрагивает от прикосновения ветерка к моей чрезмерно чувствительной коже.

Джуд тяжело дышит, его глаза прикрыты, он вытирает рот тыльной стороной ладони. Он смотрит на меня так, будто голоден, будто может остаться между моих бедер навсегда и все равно желать большего. Этот взгляд – дикий, неподдельный – как будто я одновременно священна и разрушительна, и от него по моей спине бегут мурашки.